– Ей сейчас нужен родитель, Тед.
– Но ты ей не родитель! – взревел папа.
У меня челюсть от такого отпала, и даже стало жаль Брили. Должно быть, она как-то отреагировала на слова папы, потому что он понизил голос и унял свою злость.
– Прости… прости меня. Знаю, ты хочешь, чтобы мы были одной семьей, но сейчас еще слишком рано. Ты не родитель ей. Пока. Я ее отец.
– Тогда веди себя соответствующе, – приглушенно отозвалась Брили.
Послышались шаги – шлепанье тапок о паркет в коридоре. В спальне тихо закрылась дверь. В кухне громко вздохнул отец. Снова раздались шаги. Папа вошел в гостиную.
– Утром я отвезу тебя домой, – ровным голосом произнес он. – Ты собиралась переночевать у какой-то девушки? Она не позвонит твоей маме, обнаружив, что тебя нет?
– Я уже позвонила ей на мобильный. Сказала, что ты за мной заедешь, так как мне нехорошо. Она не будет меня искать.
Папа кивнул.
– Послушай. – Он вздохнул и потер лоб. – Как адвокат я советую тебе сообщить в полицию об угрозах этого парня. Посмотрим, что они скажут. Так у них хотя бы будет твое заявление.
– Я подумаю об этом.
– Подумай хорошенько. – Папа пару секунд помолчал. – И ты должна рассказать о случившемся маме.
– Знаю, – ответила я.
Ни за что не сделаю этого. Эта вечеринка была ее Южной Дакотой. И потом, он прав. Я же не эксперт по стволам. Может, пистолет действительно был липовым. Я в этом не разбираюсь.
Папа повернулся, чтобы уйти.
– Не засиживайся допоздна, – он указал на подушку и одеяло, лежащие рядом со мной на диване. – Рано утром я отвезу тебя домой. У меня завтра дела.
Он выключил напольную лампу, и гостиная погрузилась во тьму.
Я вытянулась на диване и до рези в глазах таращилась в потолок. Боялась тех образов, которые могут прийти при закрытых веках. Многие из них были слишком пугающими. Кто знает, какие из них подкинет мозг. Одно я знала точно: я устала бояться. Но любой путь, какой бы я ни выбрала сейчас для себя, пугал до чертиков.
Стало ясно еще кое-что. Папа никогда не изменит своего мнения обо мне. На переубеждение не стоит тратить силы и время. Он уже все решил.
Ранним утром папа отвез меня домой. По дороге мы не произнесли ни слова. Когда он припарковался у дома, казалось, тот еще спит под серым, не посветлевшим небом.
– Скажи Фрэнки, что я заберу вас в субботу утром, – заговорил папа. – Сходим в кафе или в кино.
– Скажу, – кивнула я. – Но сама, наверное, останусь дома.
Папа помолчал, рассматривая мое лицо. Потом коротко кивнул.
– Я не удивлен.
33
Вернувшись домой, я дотащилась до своей комнаты, плюхнулась в подушку лицом и отрубилась. Позже за мной зашла мама – пора было ехать на сеанс терапии. Я отмахнулась, пообещав вечером позвонить доктору Хилеру. Сказала, что мы с Джессикой поздно легли спать и я не выспалась.
Однако после ухода мамы сон не шел. Я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Полежав так какое-то время, поднялась и попросила маму отвезти меня к Би.
– Божечки, – воскликнула Би, взглянув на меня, когда я часом позже вошла в ее студию. – Ну и дела.
Больше она ничего не сказала, но, возобновив работу над каким-то украшением, жалостливо покачивала головой и цокала языком.
Би я тоже ничего не рассказала. Хотела, чтобы меня никто не трогал. Хотела просто рисовать и позабыть обо всем на свете.
Я достала с полки черный холст и прикрепила его к мольберту. А потом так долго смотрела на него, что, казалось, вот-вот вернется мама и найдет меня сидящей перед пустым холстом, во тьме которого мне одной видны тысячи картин.
Наконец я взяла кисть и застыла с ней над палитрой. Какой выбрать цвет?
– А ты знала, – проворковала Би, выудив ногтями из коробочки блестящую зеленую бусину и вплетая ее в браслет, – что некоторые ошибочно думают, будто кисти могут лишь красить? Удивительно, какими ограниченными бывают люди.
Я уставилась на свою кисть. И руки вдруг начали действовать самостоятельно, будто не раз уже проделывали подобное. Пальцы перевернули кисть и сжались вокруг щетины в кулак. Я поднесла ручку кисти к холсту и сначала надавила на нее слегка, затем – сильно. Кисть проткнула холст с легким треском, образовав дырку посередине. Я вытащила ее, поглядела на получившееся отверстие и сделала еще одно почти рядом с первым.
Сказать, что я создавала что-то сознательно, было бы неправдой. В голове не пробегало ни единой мысли. Я лишь сознавала, что двигаются руки и что с каждым проколом холста меня охватывает непередаваемое облегчение. Не этого чувства я искала, но именно оно изливалось из меня на полотно.
Получилось десять проколов. Я закрасила их красным и окружила чернотой, сбрызнутой каплями воды – они создали ощущение потеков от слез.
Я откинулась на спинку стула и взглянула на свою работу. Жутковатую, темную и хаотичную. Как лицо монстра. Или это мое собственное лицо? Сложно сказать. Это образ зла или меня самой?
– И того и другого, – отозвалась Би, словно я задала вопрос вслух. – Но так не должно быть. Боже мой, нет.
И все же в это мгновение я поняла, что нужно делать. Трой в чем-то был прав. Мне нет места ни возле Джессики, ни возле Меган, ни возле Джоша. Мне нет места в ученическом совете. Нет места рядом со Стейси и Дьюсом. Рядом с моими родителями, которые слишком много страдали. Рядом с Фрэнки, который с легкостью сходится с людьми.
