Список Мадонны - [85]

8 августа 1838 года

Петер Вигеланд сонно посмотрел на дочь, когда она дотронулась до его плеча.

— Завтрак, папа.

— Уже утро, дочка? Мне пора. Рыба ждать не будет. — Он рассмеялся.

За едой он наблюдал, как Сигни управлялась с домашними делами, которыми обычно занималась ее мать.

Она не пела, но и не выглядела особо расстроенной. Он был прав. Его дочь уродилась в Вигеландов. Все произошедшее, возможно, больше взволновало его, нежели ее. Такие послушные долгу дочери, как Сигни, быстро понимали свои ошибки. Пусть все это послужит ей хорошим уроком.

— Вот твой обед, папа. Я думаю, что ты не намного опоздаешь до отлива. Другие лодки уже вышли.

— Ах ты моя хорошая девочка! Твой папа тебя любит. — Он обнял ее и поцеловал в щеку, не заметив из-за наступившего чувства облегчения, что она не ответила ему.

* * *

Полицейский инспектор Пиет Халворсен был приятно удивлен, увидев Сигни, вошедшую в небольшую комнату, служившую ему кабинетом. Он подтянул живот и пожалел, что не причесался, как следовало. Без всякого сомнения, дочь Петера Вигеланда была настоящей красавицей.

— Доброе утро, Сигни. Что привело тебя в это невеселое место? Ты хочешь пригласить меня на летний бал? Сначала мне нужно спросить разрешения у жены. — Он рассмеялся своей собственной шутке.

Но Сигни даже не улыбнулась. Она выглядела серьезной и говорила так, как будто не слышала его.

— Я пришла, чтобы рассказать вам кое-что, инспектор Халворсен. То, что вам следовало бы знать.

— Что случилось, Сигни? — удивленно спросил Халворсен. «Несчастный случай? Пьяный матрос залез рукой туда, куда не следовало? И если такое случилось, то придурку повезло, что она пришла к нему, а не к своему отцу».

— Убит человек. Его тело покоится на дне фьорда. Он не здешний… — Она умолкла, и Халворсен заметил, что она пытается сдержать себя.

Он показал на стул и потянулся за пером и бумагой.

— Сядь, Сигни, и немного передохни. А теперь давай все сначала, расскажи мне, не торопясь, откуда ты все это знаешь. Кого убили?

— Это мой отец. Это отец убил его.

Сказав это, она вскочила на ноги и выбежала в дверь. Халворсен неуклюже поднялся.

— Сигни, подожди. Вернись!

* * *

Опять пошел дождь, и с фьорда поднимался туман. Сигни Вигеланд положила сверток у подножия большой скалы. Медленно раздеваясь, она снимала свою верхнюю грубую одежду, как бабочка, освобождавшаяся от кокона. Губы ее были подкрашены, а волосы спускались на грудь золотыми кистями. В холодной мгле ее нижняя юбка с кружевами прилегала к телу, как атлас. На подъеме туфелек аккуратно было вышито по одной красной розе.

Она слегка подушилась под мышками и у запястий и, напевая одну из партий дуэта Франсуа Девьенна, начала расчесывать волосы, а когда закончила, то завязала их сзади темно-синей бархатной лентой. Потом наклонилась и достала из свертка тонкую серебряную цепочку, холодную как лед. Капли влаги собрались на медальоне, висевшем на ней. Она застегнула цепочку на шее и поднесла серебряный овал к губам, прежде чем лицо Фригг коснулось ее теплой кожи. Все еще напевая, она аккуратно натянула синее платье через голову и пошла сквозь мглу к скалам. Она остановилась у края обрыва. Далеко внизу в ожидании лежала серая, спокойная холодная морская вода. Она заточила в себе ее Бальдра, спрятав от нее его красоту во мраке глубины. Она посмотрела вниз, поискав глазами его лицо. Он был где-то там, он звал ее из серой пелены. Сигни заметила вдалеке взлетевшего сокола, его грациозные крылья поднимались и опускались в полете.

— Лети, мой красавец. Унеси мою душу в Вальгаллу. Мое тело идет к Бальдру.

Сигни широко раскинула руки и прыгнула в бездну. Она летела и летела вниз. Она видела улыбку на его лице, поднимавшемся из глубины, руки его тянулись к ней. Она крикнула:

— Фригг!..

Париж, весна 1222 года

Несмотря на то что он много странствовал с Домиником, Родольфу не приходилось бывать до этого в Париже. Ему хотелось познакомиться с университетом, который, по мнению некоторых, мог сравниться с университетом в Болонье. Он нашел монастырь Святого Иоанна в добром соседстве с несколькими церквями, которые были построены повсюду вокруг университета. Брат Матфей, настоятель монастыря, тепло приветствовал его и настоял, чтобы он отдохнул перед вечерней молитвой. Братья-проповедники, как показалось Родольфу, неплохо обосновались в Париже после очень скромного начала тремя годами ранее. Парижане толпами собирались, чтобы послушать их проповеди. Им уже приписывались чудеса, а служба, которую провел Реджинальд в церкви Нотр-Дам незадолго до его безвременной кончины, вдохновила многих вступить в орден. Даже в этот самый день Родольф видел одного из них: богатого человека, присоединившегося к братьям-доминиканцам после того, как услышал их пение на холодных улицах, тогда как он сам нежился в теплой постели. Тем не менее Уголино был прав. Посмотрев на то, как идут дела в монастыре, Родольф понял, что здесь его организаторским талантам найдется применение.

Брат Рекальдо был одним из последних, с кем познакомился Родольф. Когда прибыл Родольф, он проповедовал в Лиможе. Они разговорились однажды утром после молитвы, идя вдоль набережной Сены напротив шумного, грязного рынка. Родольф слушал рассказ Рекальдо о том, как можно по весне узнать, не заболеют ли виноградники этим летом. Когда пришла очередь Родольфа, он рассказал Рекальдо историю о списке имен, найденном им на теле блаженного Доминика. Рекальдо слушал очень внимательно, как и предполагал Уголино. Он также согласился с Уголино по поводу Реджинальда, который когда-то был его коллегой по Парижскому университету.