Список Мадонны - [112]

Мартин долго сидел и молчал. Он забыл о Хьюитте. В его голове роились воспоминания. Она умерла так, как он себе и представлял: благородно, глядя на видение, вдохновлявшее ее. Ему хотелось бы, чтобы он вел себя так же у Конаваги или в Бейкерс-филде. Он сощурился и принялся смотреть на вздымавшиеся волны. Подождав немного, чтобы обрести возможность говорить спокойно, он наконец сказал:

— Не грусти, Шарль. Я тоже встречал женщину, подобную этой. Она не пошла бы с тобой. Ей было предназначено умереть в тот день. Она была избранной и шла путем избранных.

13 февраля

Расплывчатые очертания берега выплыли из-за горизонта длинной низкой линией. Последующие три часа эта линия приближалась, и к сумеркам «Буффало» оказался в устье реки Дервент в Земле Ван-Димена.

После того как на следующее утро «Буффало» подошел к якорной стоянке в Хобарте, среди заключенных воцарилось настроение мирной завершенности. Они прибыли. Это была не Новая Голландия, которая лежала к северу через пролив, отделявший Землю Ван-Димена от материка, но это была часть Большой Южной Земли. Для узников из Верхней Канады Хобарт означал конец их долгого путешествия. Их собрали на палубе, где под облачным небом изгнанники впервые взглянули на свою новую страну. Бухта была большой и широкой, несколько судов уже стояло в ней на якоре. На многих были другие, не английские флаги, и Мартин впервые увидел приземистые, сильные обводы китобойных судов с гарпунными пушками на носу, напоминавшими жало насекомых. Сам по себе город оказался небольшим и ухоженным, но в нем чувствовалось какое-то одиночество. Город был окаймлен бушем, а прямо над группой белых строений, формировавших поселок, нависала единственная гора, настолько высокая, что ее вершина терялась в тумане.

Остановка в Хобарте была достаточно приятной для патриотов. Их рацион значительно улучшился, к нему прибавилось свежее мясо и овощи. Но время проходило так же однообразно, за исключением того дня, когда на берег сходили заключенные из Верхней Канады. По этому случаю капитан дал специальные указания, к большому неудовольствию Блэка и Ниблетта, по которым патриотам разрешалось попрощаться со своими товарищами.

Это была чрезвычайно эмоциональная сцена. Разделенные по языку, религии и обычаям, обе группы изгнанников встретились на палубе, чтобы проститься друг с другом. Мартин обнаружил, что он обнимался с людьми, с которыми даже никогда не разговаривал, слушал их прощальные слова, иногда произносившиеся на ломаном французском языке. В самом конце стоял Тауэлл. Никто из патриотов не разговаривал с ним, и Мартин быстро отметил, что он держался отдельно от своих товарищей. Тауэлл остановился перед Мартином, который не сдвинулся с места, заставив себя взглянуть в глаза человеку, пытавшемуся его убить, человеку, которого он привык бояться. Ни слова не было сказано, но, когда Мартин увидел, что тот уходит, он почувствовал облегчение, смешанное с удовлетворением. Один рок, преследовавший его, исчез. Он выжил. Не понимая почему, он чувствовал себя прощенным, словно между ними всеми установилось невысказанное понимание того, что на его счет просто ошибались.

25 февраля

Патриоты стояли на палубе целый час и смотрели, как берег проплывал мимо них. Повсюду была та же дикая природа, как и на Земле Ван-Димена. Повсюду высокие грубые скалы, а под ними широкой извилистой полосой лежали песчаные пляжи. Патриоты были заметно возбуждены. Несколькими часами позже они должны были прийти в Сидней. Как и другим, Мартину было трудно ждать. Пять долгих месяцев они с тупым терпением переносили множество мучений, не думая о будущем, но теперь, когда они почти прибыли на место, ожидание становилось невыносимым.

Утро давно уже наступило, когда «Буффало» вошел в широкий проход, разрывавший береговую линию. На краю южной стороны прохода стоял маяк, выступая на тридцать с лишним метров над уровнем моря. Рядом с ним не было ничего, кроме груды серо-коричневых камней. Оконечность северного края выглядела совсем жутко. Вертикальная каменная стена вырастала там прямо из моря, словно бросала вызов огромным волнам, безрезультатно разбивавшимся в брызги у ее основания. В заливе море стало тихим и спокойным. Патриоты вытянули шеи, стараясь первыми увидеть Порт-Джексон. С борта открывался великолепный вид: оливково-зеленая вода широких бухт и узких бухточек, пляжи и скалы по берегу казались затейливым капризом природы. Все выглядело так, будто какой-то великан вырвал кусок берега и раскрошил его по собственной прихоти.

Казалось, что залив никогда не кончится, такое количество бухт и бухточек проплывало по борту судна. Постепенно на берегу начали появляться отдельные строения, и вскоре стали видны суда на якорной стоянке. Их было, конечно, не столько, сколько они видели в Рио или даже в Хобарте, но достаточно, чтобы патриоты поняли, что это действительно то место, где жили люди. Берег стал ближе, и Мартин впервые услышал высокий звук, постоянно доносившийся от больших деревьев, которые росли прямо у обреза воды. Это были незнакомые деревья, покоробившиеся, с пестрыми белесыми стволами и листьями, у которых, казалось, не было определенного цвета. Ничего не напоминало изумрудную зелень весны или богатые глубокие краски летней листвы, знакомые патриотам. Это была полоса приглушенно-зеленого цвета, которая шла вверх и вширь, не изменяя оттенка. Что же касается шума, то он наполнял воздух, настойчиво, громко и, странным образом, музыкально. Мартин думал о том, что это такое, как вдруг кто-то из стоявших рядом с ним товарищей испустил приглушенный испуганный крик. Леандр Душарм показывал рукой в сторону берега впереди судна: