Список донжуанов - [12]

– Я развожусь с мужем, а он мне угрожает.

– А чего разводитесь-то? – спросил дежурный.

– Просто развожусь, – нахмурилась я.

– Интересно. «Просто развожусь», – передразнил он. – Причина должна быть веская. Это вам не игрушки: хочу – живу, хочу – развожусь.

– Что это вы мне мораль читаете? – возмутилась я. – Есть у меня причина.

– А если есть, то разведут. Всю жизнь у них мужики виноваты.

– Какой-то сумасшедший, – пробормотала я, схватила Марью за руку и потянула ее к выходу. Никакие силы небесные не заставили бы меня повторить эту попытку.

– Что я тебе говорила? – бубнила Марья. – Менты всегда так, им бы только ничего не делать. Будут нервы трепать: а с чего вы решили, что это ваш муж, а чем докажете? Вот когда убьют, тогда и приходите.

Хоть Марья, с моей точки зрения, и была девицей чокнутой, но в тот момент я была склонна ей верить.

– Да уж, – вздохнула я тяжко и замерла посередине улицы, оглядываясь.

– Надо ему тачку разбить, – зашипела Марья.

Я отмахнулась от нее, как от назойливой мухи. Подумав, я решила обратиться к Эльке, но от этой мысли пришлось отказаться – Марья потащится со мной, а показывать ее нормальным людям совершенно невозможно, а то и в моем здравомыслии сомневаться начнут.

Я зашагала по улице, только чтобы не стоять на месте, а Марья вновь принялась зудеть по поводу своих вещей. Я рассудила, что если мы перевезем ко мне и вещи, то от этой сумасшедшей я вряд ли избавлюсь, потому и не торопилась помогать ей.

– Давай сначала покончим с одним делом.

– Говорю, надо стекла бить.

– Какой от этого толк?

– Поймет, что мы себя в обиду не дадим. Ты нам пакость – мы тебе две.

– Как-то не по-христиански ты рассуждаешь, – нахмурилась я.

– Ничего подобного. Я же тебе говорила…

Но я уже не слушала, потому что взгляд мой упал на нарядную вывеску адвокатской конторы «Гридин и сыновья». Первый этаж здания был заново отделан, вывеска стоила денег, да и само здание практически в центре города производило впечатление. Очень солидно. И кому, как не адвокатам, знать, как следует поступить в моем нелегком положении.

Я решительно направилась к дубовым дверям с латунными ручками, начищенными до блеска так, что за них было страшно браться руками. Но я взялась. Марья удивленно начала: «Ты куда…» – но тут же примолкла.

Мы вошли в холл и испуганно огляделись. Обстановка была такая, что я сразу почувствовала: беспокоить Гридина и сыновей по такому пустячному поводу, как мой, непростительное свинство.

– Шикарно, – простонала Марья, вертя головой.

Тут, словно из-под земли, возник молодой человек в светлом (по причине жары) костюме, рубашка белоснежная, галстук в полоску. На лице молодого человека явственно отобразились печаль и сомнение в целесообразности нашего визита сюда. Мы уж и сами сообразили, что зря приперлись, но бежать сломя голову было неловко, и я, выпрямив спину, сказала с вызовом:

– Мы бы хотели проконсультироваться.

– Прошу вас, – указал рукой в сторону коридора молодой человек.

Пол здесь был покрыт толстым ковром, и шли мы совершенно бесшумно. Из-за ближайшей двери донеслись какие-то голоса, но мы ее миновали, остановились перед следующей дверью с бронзовой табличкой. Прочитать, что там, я не успела, молодой человек постучал, затем распахнул дверь, и я, почему-то с замиранием сердца, вошла.

Комната, точнее, кабинет оказался совершенно обыкновенным: белые стены, две картины (весьма посредственные), стол с неизменным компьютером, жалюзи на окнах и полки вдоль стен, заваленные пухлыми папками, которые почему-то сразу напомнили мне школьные годы и сдачу макулатуры.

За столом сидел упитанный мужчина неопределенного возраста. Вначале он показался мне пожилым из-за наметившейся лысины и мышиного цвета волос, принятого мною за седину, но тут он вскинул голову, оторвавшись от бумаг, и теперь показался мне едва ли не ребенком. У него были румяные щеки, а цвету лица могла бы позавидовать любая девушка (себя я в виду не имею, у меня с этим все в порядке), очки без оправы делали его похожим на мудрого кролика, чему способствовала улыбка, тоже какая-то кроличья. Чем-то он слегка раздражал, в основном потому, что впечатление о нем как-то не складывалось.

– Здравствуйте, – приветствовал он нас низким голосом, который совершенно не шел к его облику, и это тоже почему-то раздражало.

Мужчина поднялся и протянул руку, я растерялась, а подскочившая Марья ее пожала и скороговоркой выпалила:

– Лукина Марья Никитична.

– Очень приятно, – глядя на меня, ответил мужчина. – Олег Михайлович Яшин.

– Это Симона Вячеславовна, можно просто Сима, – затараторила Марья. Но я успела вмешаться:

– Можно без отчества, но зовут меня Симона.

– Очень приятно, – повторил Олег Михайлович и улыбнулся еще шире. – Присаживайтесь. – Мы устроились в креслах, и он продолжил: – Внимательно вас слушаю.

– Муж у нас сволочь, – с места в карьер начала Марья, хоть ее и не спрашивали.

– Ваш муж? – не понял Олег Михайлович. Я бы на его месте тоже не поняла.

– Ее, – ткнула в меня пальцем Марья, – но я от него тоже пострадавшая. Я, можно сказать…

– Заткнись, – шикнула я, она моргнула, но рот закрыла. – Муж мой, и говорить буду я.