Спиральное море - [8]

   — Я тоже хотел бы, — сказал Андроник. Видно, что-то было необычное в его интонации. Георгий посмотрел на него с усталым интересом.

   — А ты что думал? — Андроник сам не заметил, как разозлился. — Он — мой враг. И я буду относиться к нему как к врагу, пусть это и глупо... Я не смогу по-другому, пойми.

   Георгий только головой покачал. По старой традиции слово "враг" в византийском космическом флоте не употреблялось. Только "противник". С первого курса коллегиума офицеров приучали смотреть на сражение как на математическую задачу. Это помогало — особенно тем, кто видел результаты боев только на экранах. В наземных силах подход к таким вещам был совершенно иным, но это космических офицеров не волновало. На того из них, кто перед боем стал бы открыто говорить о своей ненависти к врагу, в лучшем случае посмотрели бы странно. В худшем — усомнились бы в его профессиональной пригодности.

   — Не заводись, — только и сказал Георгий.

   Андроник махнул рукой.

   — Сам знаю. Со мной... сделал что-то этот бой. Ударное соединение, называется... И почему мы шли не на том фланге, с которого он атаковал? Превратились бы сейчас в пыль, и не думали бы ни о чем. Это же случайность.

   — Не уверен, — сказал Георгий. — То, что флагман будет идти именно слева, было легко вычислить, исходя из нашего положения относительно противника и планеты. И... Мне кажется, он вполне сознательно хотел разгромить флот, но нас оставить в живых. Это было частью его плана.

   — Зачем?

   — Грубо говоря, затем же, зачем в старинных химических войнах предпочитали применять кожно-нарывные отравляющие вещества, а не удушающие. Одно дело — много мертвых солдат, которых уже похоронили. Другое дело — много тяжело пораженных солдат, которые перегружают санитарные службы противника и деморализуют его людей... Так и тут. Адмирал, героически погибший в бою, или адмирал, вернувшийся живым после позорного поражения. В каком случае Византия потеряет больше?

   — Ты беспощаден, — сказал Андроник после паузы.

   — Я просто разумен.

   — Спасибо тебе, — сказал Андроник.

   Георгий не ответил.

   Корабль несся от звезды Варуна на запад, во тьму.

Глава 2 От Порт-Артура до Византии

   Планета Антиохия была похожа на Землю. Правда, на более уютную и мягкую Землю, чем реальная. Всего два континента, ровный климат — ни полярных шапок, ни невыносимо жаркого тропического пояса. Антиохия сильно отличалась и от Карфагена, на котором большую часть суши занимали пустыни, и от Ираклия, так и оставшегося планетой-столицей — слишком большого населения он просто не вмещал. Люди заселяли Антиохию плотно, но равномерно. Здесь не было чудовищных мегаполисов, но не было и пустынных зон. Сеть поселений заметно сгущалась к огромному проливу, разделявшему Северный и Южный континенты, — местное Средиземноморье, только шириной в тысячу миль и не замкнутое узкими проходами, а прямо выходящее в океан. Собственной столицы планета не имела. Ее сердцем считалось южное побережье Северного континента; вдающийся огромной дугой залив, по берегу которого были венцом раскиданы прекрасные города — Теофания, Береника, Ларисса, Тиана, Севастиополь, Аполлония, Оксиринх, Каракка...

   Край между прозрачным морем и прозрачным небом. Отсюда никто не хотел уезжать. Иногда казалось, что здесь нет даже смерти.

   Родиной Андроника Вардана был огромный дом в десятке миль от города Аполлония. С детства помнилось: цветник с качающимися пышными водосборами... каменные плиты у дома — и забившийся в щели между ними мох... карниз над лестницей, ведущей на второй этаж... запыленная комната, пробитая светом из узкого окна... шкаф в этой комнате, с трудом открывшийся, набитый внутри старинными бумагами... ровный свет, большое пространство... запах... Ему тогда было лет пять-шесть. Мир, как мозаика, состоял из деталей. И дальше — взросление, год за годом. Мир упрощался, но и делался шире. Он узнал окрестности дома, и не забыл их уже никогда. Луга с высокой травой вокруг. Чуть дальше начиналось лесистое плоскогорье; леса здесь были в основном из генмодифицированного быстрорастущего клена, но встречались и дуб, и сосна. Ближе к морю — желтые фермерские поля. А проехав еще несколько миль, можно было увидеть и само море — голубую поверхность с треугольными парусами тартан, вышедших на ловлю моллюсков. Разве что в совсем плохую погоду их не было, но дождливые дни здесь случались очень редко...

   Потом Андроник уехал учиться в Севастиополь... ничего не изменилось, этот дом все равно был с ним. Всегда. А еще потом появилась Ника; и Андроник, получив отпуск с крейсера, на котором тогда служил, с гордостью показал невесте места своего детства. И они провели свадебный обряд — через три недели. Как был счастлив этот старый дом, принимая в себя новую, юную жизнь!..

   И сейчас, после поражения, Андроник спешил домой. Прежде всего — домой.

   В гнездо...

   Ему казалось, что это просто инстинкт.

   — Как ты добрался?

   Теофил Вардан принял сына в своем кабинете на втором этаже. Кабинет, по сути, был жилой комнатой — в последнее время старик отсюда почти не выходил. Темное бюро с бумагами. Книжный стеллаж. Шкафчик с коллекцией трубок. Походная кровать с клетчатым пледом на ней. Маленький терминал связи.