Спираль - [96]

Ванная комната наполнилась теплым паром. Он включил вентилятор, но это не очень помогло.

Потом он подумал, что, может быть, Масако захочет помыться первой, и заглянул в комнату.

Она сидела на краешке кровати и медленно снимала колготки.

– Хочешь принять ванну?

Она встала с кровати, и именно в этот момент зазвонил телефон.

Андо пошел к телефону, а Масако, все так же не говоря ни слова, направилась в ванную. Андо увидел, как пластиковая дверь-гармошка закрылась за ней.

Как он и думал, звонил Мияшта. Только Андо поднес трубку к уху, как оттуда раздался грозный голос:

– Где тебя носило весь день?!

– Я ходил в кино.

Этот ответ обескуражил толстяка.

– В кино? – пробурчал он.

– Ага. На два фильма сходил.

– Хорошо тебе – делай что хочешь, никаких забот, – язвительно сказал Мияшта. – А ведь я тебе целый день сегодня звоню.

– Ну, ты же знаешь, что я иногда выхожу из дома.

– Ладно. Забудь. Знаешь, где я сейчас нахожусь?

Судя по звукам в трубке, Мияшта звонил не из дома. Андо слышал проезжающие машины. Наверное, звонит откуда-нибудь с улицы. С телефона-автомата.

– Только не говори мне, что ты стоишь в двух шагах от моего подъезда и хочешь зайти в гости.

«Это было бы ужасно», – подумал Андо, и уже начал придумывать отговорку, но тут Мияшта сказал:

– Не болтай глупостей. Я в театре. Помнишь еще такое слово?

– Что значит в театре? – теперь настал черед Андо удивляться. Значит, Мияшта, видите ли, ругает его за то, что он ходил в кино, а сам развлекается в театре.

Но оказалось, что Мияшта не совсем развлекался.

– Я тут сижу в кабинете директора театральной студии. Студия называется «Полет».

Название прозвучало как гром с ясного неба. Андо знал эту студию. Он читал про нее в RING-файлах. Именно в этой студии занималась Садако Ямамура.

– А что ты там делаешь?

– Ты знаешь, вчера я подумал, что все описания в этом отчете такие подробные, как будто человек просто переписывал на бумагу содержание фильма или видеокассеты.

– Да, мне тоже так показалось.

«Опять то же самое, что и вчера. Зачем повторять все по десять раз», – устало подумал Андо и, пододвинув к себе брошюру, лежавшую на тумбочке, приготовился записывать на ней то, что будет говорить Мияшта. Была у него такая странная привычка – записывать свои телефонные разговоры. Это помогало ему расслабиться. Классическая поза, в которой он обычно разговаривал по телефону: трубка зажата между ухом и левым плечом, в правой руке авторучка и лист бумаги на колене.

– Так вот, короче, мне пришло в голову, что надо проверить еще одну вещь. И раз уж речь зашла о лицах... В общем, я хочу сказать, что вначале я даже пожалел, что мы с тобой съездили в Атами, ведь у нас прямо здесь, в Токио, тоже есть одно «знакомое» лицо.

У Андо не было сил разгадывать загадки.

– Ну говори уже, не тяни, – раздраженно сказал он.

– Садако Ямамура, – с готовностью отозвался Мияшта.

– Да ты что, совсем свихнулся? Она же умерла в шестьдесят шестом году.

...Секундочку...

Теперь Андо догадался, зачем Мияшта поехал в театральную студию.

– Ты видел ее фотографию?

Ну конечно! Он же читал в RING-файлах о том, как коллега Асакавы Ёсино ходил в эту самую театральную студию. Он встретился и поговорил с одним из основателей студии, и тот показал ему личное дело Садако, в которое были подшиты две фотографии – одна в полный рост и одна паспортная. Если верить отчету, то Ёсино сделал копии обеих фотографий...

– Ну наконец-то до тебя дошло. Короче, я решил, что самое простое – это наведаться в «Полет» и взглянуть на Садако своими глазами.

Андо воскресил в памяти мысленный образ Садако, который после прочтения RING-файлов всегда был с ним: высокая, стройная девушка, с небольшой изящной грудью. Безупречные пропорции, лицо андрогина с прекрасными глазами и точеным носом. В ней не было ни одного изъяна, ничего такого, что бы нам захотелось поменять, будь у нас такая возможность. Образ Садако был образом идеальной красоты.

Андо заранее набрался смелости и спросил:

– Ну и как? Похожа?

Особой нужды задавать этот вопрос не было. Он и так знал ответ: «Да, это она»

Но вместо этого он услышал в телефонной трубке глубокий вздох.

– Не очень-то.

– В каком смысле?

– Короче, на фотографии было совсем другое лицо.

Андо молча ждал продолжения.

– Как бы это объяснить... Садако Ямамура, которая изображена на фотографии, и та Садако, которую я себе представлял, – это не одно и то же. Девушка на фотографии очень красивая, но она... ч-черт, я не могу объяснить.

– Ну уж постарайся как-нибудь.

– Тебе легко говорить «постарайся»... Я совсем уже запутался. В общем, после того как я увидел фотографию, я вспомнил одного своего друга, художника-портретиста. Как-то раз у нас зашел разговор о человеческих лицах. Я тогда у него спросил, какой тип лиц для него самый сложный. Ну, с точки зрения профессионала. Он сказал, что в принципе может нарисовать любое лицо, потому что у каждого лица есть свои характерные черты. Чем лучше художнику удаются именно эти черты, тем убедительней получается портрет. А потом он добавил, что лично для него самое трудное – это нарисовать свое собственное лицо. Понимаешь? А если речь идет о человеке с повышенным самосознанием, то вероятность, что он сможет нарисовать правдивый портрет самого себя, и вовсе близка к нулю. У него все время будет получаться кто-то другой.