Спираль - [56]

— Колдун, — сказала Элла. — Колдуны, ведьмы… они встречаются. Их просто разными другими словами называют, но смысл-то тот же.

…а потом мама вдруг умерла, а Эля каким-то образом поняла, что её убили, убили такие же ведьмы или колдуны, и она даже примерно может определить, кто это был и как это сделал… но главное, что она поняла и другое: нужно не следствие проводить и не месть готовить, а прикинуться ветошью и лежать тихо-тихо, и тогда, может быть, повезёт остаться в живых. И она несколько лет жила ветошью, пока ей не исполнилось двадцать три, а двадцать три — это знак решения, по какой тропе ты идёшь, по простой или по опасной? И она пошла по опасной тропе. Но об этом нельзя рассказывать, по крайней мере — пока. Это будет как размахивание сигнальным огнём: эй, все любопытные, сюда, здесь самая мякотка… Так или иначе, когда она потом познакомилась с Алёной и даже подружилась, а это было непросто, уж очень они близкие и непохожие, уж слишком много локтей и коленок, которыми они стукались… в общем, Алёне она так и не призналась в том, что давно уже слышит её, знает о ней многое, едва ли не больше, чем та знает о себе, но это ничего не меняет, потому что она Алёнку любит, и не за что-то, а потому что она родная ей, по-настоящему, по-страшному родная. И ещё то, что Зона их обеих осиротила, — тоже добавляет… ну, ты понимаешь, нет? И тут — ты. Алёнку всю перекрутило сто раз внутри, она же только с виду такая смелая-бесшабашная. Она от тебя тогда сбежала, потому что тебя испугалась, что у тебя над ней полная власть появилась, ты и сам этого не знал. Но ей надо было в сторонке побыть, в себя прийти. Ну и пришла… Она бесилась так, что мне за неё страшно до истомы делалось, я её и позвала — дескать, надо мне помочь. Наплела ей… дура.

— Чего?

— Не важно. Потом, будет время, расскажу. Главное, она тут же думалку включила, по каким-то своим старым связям побежала. И всё бы пучком, но кто-то ей капнул в ухо, что есть-де волшебный порошок, который всё наяву превращает в сказку. Не во сне, не в глюках, а вот — в реальной грубой жизни. Всё вдруг начинает идти так, как тебе внутри себя хочется. Слышал что-нибудь?

— Нет, — сказал Юра. — Только про глюки. Хоть и очень продолжительные.

— Ну вот, а тут — в реале. Просят дорого, идти за ним долго… но, похоже, Алёнка решила, что оно того стоит.

— Я бы ей — без всякого волшебного порошка…

— Ну да. А так — она ушла, только записку оставила: мол, суток двое-трое меня не жди. А я сразу поняла, что что-то не то… но я-то до неё докричаться не могу. Попыталась до тебя…

— Это было очень сумбурно.

— Потом расскажешь. Не сейчас. А теперь главное: Алёнка жива. Она даже не знает пока, что её тело от неё ушло. Пока что ей там весело и интересно, и возвращаться ещё рано, но она о тебе помнит и тебя любит.

— Ты можешь сказать, где она?

— Скорее нет, чем да. Я ведь её слышу, а не вижу. Но она где-то есть.

— Понятно. Теперь я тебе расскажу одну интересную вещь, но это должно остаться между нами.

— Могила.

— Несколько дней назад в Зоне я подстрелил зомби, бывшего немецкого солдата. Раны его быстро заросли — ну, как вообще у зомби и бывает, пока они свежие. А потом он пришёл в себя.

— То есть?..

— Снова стал человеком. Всё понимает, многое помнит, разговаривает… То есть я его сам не видел, но так рассказывают. Что случилось, как он вернулся — никто не понимает, первый зафиксированный случай. Но ведь не факт, что первый имевший место. Человек, очнувшийся среди зомби, тут же становится объектом нападения; запах у него другой, что ли, или температура — они температуру и сами хорошо чуют, и мы их по температуре сепарируем…

— Я поняла, я поняла, поняла… То есть ты считаешь, что может случиться чудо, и Алька воскреснет? Вернее, вернётся в тело?

— Чудо. Или мы поможем.

— Мы — чем?

— Не знаю ещё. Но раз это случается иногда само собой — то, может быть, можно найти ту верёвочку и дёрнуть за неё?

25

План был примитивен и по этой причине казался безотказным: Элла повторяет маршрут Алёнки, а Юра со стороны следит за нею и вмешивается в нужный момент.

— «…это настоящая мафия, наверное, одна из самых влиятельных и жестоких за всю историю, располагающая огромными деньгами, оружием вплоть до тяжёлого, покровителями на самом верху…» — Юра прокручивал раз за разом записанную на диктофон лекцию Чернобрива; ну да, думал он, мафия, и что теперь, не жить? Просто иметь в виду. Никаких кавалерийских атак и захватов штабов, а — по-пластунски, по метру в неделю, сливаясь с местностью до степени полного исчезновения…

Квартира Эли, хоть и сравнительно большая, оказалась удивительно неудобной для жизни, это был какой-то авторский проект девяностых, сделанный вопреки традициям и здравому смыслу; кроме того, всё тут пыталось отклеиться, развалиться, петли скрипели, из окон дуло, батареи грелись сами, но ничего не нагревали, трубы по ночам начинали петь, а внутри стен что-то сыпалось. Дабы не слишком стеснять Элю, Юра купил спальный мешок и пенку — и устроился ночевать в застеклённой лоджии. Там же он пытался думать. С какого-то момента это начало получаться.