Спи, милый принц - [114]

Пауэрскорт смотрел на портрет Александры над камином. Уильям Берк заносил в записную книжку какие-то цифры.

— Интересно, — сказал Шепстоун и передал документ Сутеру.

— Весьма интересно, — подтвердил личный секретарь, возвращая записку Пауэрскорту. — И каково же назначение этого листка бумаги, позвольте спросить?

— Позволяю. И еще как позволяю. Если, как я уже говорил, что-то случится с лордом Фицджеральдом, со мной, с любым, кто причастен к этому делу, одна копия этой записки отправится к королеве Виктории. В прошлом она прощала сыну многое. Сомневаюсь, однако, что она простит ему и это — убийства его собственных подданных. Второе назначение сего документа таково: лорд Роузбери потребует немедленно открыть в Палате лордов дебаты о текущем состоянии монархии, и он добьется их открытия. В качестве вступительного заявления он зачитает эту записку — под протокол.

Пауэрскорт мог себе представить, какая разразится сенсация. Наружу просочится, как оно всегда и бывает, словечко о том, что в Верхней палате рассказывают нечто потрясающее. Пэры, молодые и старые, постоянно присутствующие на заседаниях парламента, и сельские медведи, пэры любопытные, пэры, разносящие слухи, пэры, посланные женами за новостями, пэры из правительства, пэры с задних скамей — все они набьются в Палату. Ко времени, когда Роузбери усядется на свое место, на огромных красных скамьях поднимется шум и гам. Выйдут специальные выпуски газет. Сутер и Шепстоун согласились утаить первое убийство из боязни скандала. Теперь они получат скандал размеров невообразимых, ураган, тайфун скандала, от которого принцу Уэльскому оправиться никогда уже не удастся.

Сутер с Шепстоуном бесстрастно восседали в своих креслах. Оба молчали. Они словно оледенели. Двое придворных, обратившихся, подобно жене Лота, в соляные столпы.

— И это еще не все, — Пауэрскорт не выходил из роли ангела истребления. — Мистер Берк.

— Я от всего сердца соглашаюсь с каждым словом моего шурина. Его родным очень хочется, чтобы он остался в живых. Один из официальных постов, которые я занимаю, джентльмены, — Берк произнес это тоном, позволяющим заключить, что подобных постов у него сотни; возможно, так оно и есть, подумал Пауэрскорт, — это пост старшего директора «Месье Финчс и компании», банкиров принца Уэльского.

Впервые за время этой встречи сэр Бартл Шепстоун, казначей и управляющий Двора, побледнел. Он встревоженно поглаживал бороду. Что еще ему предстоит услышать?

— По состоянию на сегодняшнее утро, — Берк заглянул в имевшийся среди его бумаг официальный документ, — принц Уэльский задолжал «Финчс и К^o» королевскую сумму в 234 578 фунтов 14 шиллингов и 9 пенни. Это без учета сегодняшних процентов. «Финчс» могла бы потребовать немедленного возврата всей задолженности. К концу месяца, самое позднее. Более того, она попросила бы закрыть счет. А любая попытка получить подобные же условия в других банках лондонского Сити нимало не приветствовалась бы. Наше сообщество, сообщество банкиров, невелико, джентльмены. Слухи, как известно, расходятся быстро. В Сити они расходятся быстрее, чем где бы то ни было.

Но, джентльмены, — ага, дошел черед и до давления. — Какая-либо необходимость в подобных мерах отсутствует. Лорд Роузбери может никогда и не произнести своей речи в Палате лордов. «Финчс и К^o» может никогда не выдвинуть названных требований. Решение за вами. Все, что вам требуется сделать, это отдать необходимые распоряжения. Вам нужно лишь гарантировать, что ни с лордом Пауэрскортом, ни с кем-либо из его помощников ничего более не случится. Все очень просто.

С этими словами Берк собрал бумаги и широким шагом вышел из комнаты, словно покидая малоприятное собрание совета директоров.

— Мы сами найдем дорогу, спасибо, — таковы были последние слова, обращенные Пауэрскортом к двум придворным. — Я здесь уже бывал. И, надеюсь, возвращаться сюда мне не придется.

Колокола звонили на колокольне церкви Роуксли. Колокола счастья. Колокола радости.

Их можно было услышать в Аундле. Их можно было услышать даже в Фодерингее, где перезвон ослабевал до звука бокалов, позвякивающих на подносе.

Колокола веселья. Свадебные колокола. Колокола, знаменующие венчание лорда Фрэнсиса Пауэрскорта и леди Люси Гамильтон, имевшее состояться в субботу, в два часа пополудни, с последующим приемом в Роуксли-Холле.

Со времени встречи в Мальборо-Хаусе прошло десять дней. Пауэрскорт прямо оттуда отправился в дом леди Люси — вместе с Маккензи, оставшимся снаружи, чтобы скрытно патрулировать мирные пределы Маркем-сквер.

— Фрэнсис! До чего же я рада видеть тебя! Как лорд Джонни? Ему лучше?

— С ним все хорошо. Как раз сейчас он подкрепляется бренди, в твою и мою честь. Однако у меня есть к тебе серьезный разговор, леди Люси.

— Серьезный разговор, Фрэнсис? И какой же?

— Боюсь, мне снова придется уехать. При том обороте, какой приняло это отвратительное дело, думаю, будет лучше, если я покину страну — на время, пока все не уляжется. Мне кажется, тут многим нужно дать успокоиться.

— Ну, я в твое отсутствие покоя испытывать не буду. Совершенно никакого. Как долго ты предполагаешь отсутствовать?