Спи, Алиса - [2]

Шрифт
Интервал

«Интересно, я плакала во сне из-за того, что на улице дождь, или это мои слезы, напротив, просочились в этот мир?» – рассеянно подумала она, все еще не отрывая глаз от окна и пытаясь нащупать босыми ступнями тапки. Оставив безуспешные попытки обуться, Алиса вздохнула и поплелась на кухню, бормоча себе под нос что-то о снах, погоде и пропавших тапочках.

Из сонного оцепенения ее вырвал бодрый оклик:

– Доброе утро, говорю! – Инг повторил приветствие, обаятельно улыбнувшись.

– Во-первых, убери ноги со стола, – Алиса поморщилась, – а во-вторых, пока не приму ванну и не выпью кофе, можешь даже не пытаться разговаривать со мной.

– Как скажешь, только поторопись, – развел руками Инг. – Я ненадолго, хотел только уточнить пару моментов.

Алиса молча включила кофеварку и направилась в ванную, отмахнувшись от Инга, как от назойливого комара. Ее мысли, как часто случалось по утрам, немного путались, и она пыталась систематизировать увиденное во сне, разложить все по полочкам. Девушка повернула кран, скинула пижаму и забралась в ванну, медленно наполнявшуюся теплой водой. Блаженство.

– Я давно не видел Сив. Почему она больше к тебе не приходит?

Алиса, вздрогнув, распахнула глаза. Инг бесцеремонно уселся на край ванны, задумчиво глядя в зеркало, словно изучая собственное отражение.

– Не мог бы ты выйти? Я моюсь, – прошипела Алиса, мысленно взывая к своему терпению.

– Я же говорю, у меня не так много времени, – разозлился Инг. – Меня могут вызвать в любой момент, я сегодня на смене. Да ты и сама на работу опоздаешь, нечего тут разлеживаться. Даю тебе пять минут.

С этими словами он выскользнул из ванной, и Алиса с головой погрузилась под воду. Однако Инг был прав: Сив давно не приходит, а на всех ее дорогах судьбы – лишь кромешная тьма. Знать бы еще, что это значит. Если бы Сив была мертва, то пути бы оборвались, как случилось с Йеном, а дверь больше бы не открывалась. Алиса поежилась, и, несмотря на довольно высокую температуру воды, ее начало знобить. Так много вопросов и лишь один ясный ответ: Алиса сходит с ума уже очень долгое время. Девушка решительно вынырнула и с молниеносной быстротой начала приводить себя в порядок.

– Коротко про Шу: скажи ей, наконец, правду! Рано или поздно тебе придется это сделать, другого исхода нет. – Алиса вихрем влетела на кухню и бросила грозный взгляд на Инга, снова примостившего свои ноги на обеденный стол.

– Шу снова сбежала из школы. Что с ней происходит?

– Как она сама это объясняет? – Алиса отхлебнула кофе и с жалостью посмотрела на Инга, который заметно нервничал.

– Говорит, ей надоело ходить парами с другими девочками, вплетать дурацкие ленты в косички и слушать лекции настоятельницы про домоводство. Возможно, Шу чувствует себя неуютно потому, что она старше своих одноклассниц. Ей ведь пришлось остаться на второй год из-за частых пропусков по состоянию здоровья. А в этот раз она просто притворилась больной, и ее отпустили ко мне на неделю.

– Это не впервой. Что конкретно тебя беспокоит?

– Да я сам точно не знаю. – Инг принялся ковырять пальцем скатерть. – Какое-то предчувствие беды, что ли. Не могла бы ты сказать, чего мне остерегаться в будущем, дать совет? Какой меня ждет выбор?

– Придумай способ, как сказать ей правду. Чем раньше ты это сделаешь, тем лучше.

– И это все?

Выдержав драматическую паузу, чтобы придать своим словам бо́льшую убедительность, Алиса произнесла:

– И не отправляй ее в школу в ближайшую неделю.

– А какой-то долгосрочный прогноз? – не унимался Инг.

– Инг, – Алиса провела рукой по его шершавой щеке, – я не могу. Чем больше будешь знать, тем сильнее запутаешь все пути. Я говорю ровно столько, сколько необходимо в данный момент, не хочу, чтобы ты метался. Если будет грозить серьезная опасность, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе ее обойти, обещаю. Ты ведь помнишь, что произошло, когда мы пытались предотвратить похищение Шу и я дала тебе слишком много информации?

– Да ладно тебе! Тогда мы были лишь глупыми детьми и не знали, что делать.

– В любом случае, это моя ошибка. – Алиса потрепала Инга по волосам. – И причины подобного поведения Шу кроются в том травмирующем опыте.

– Не вини только себя.

– Нет, я должна была все предвидеть. Как и в случае с Йеном.

– До сих пор переживаешь из-за смерти того слепого мальчика? – Инг склонил голову, пытаясь поймать взгляд Алисы.

– Конечно! Я вспоминаю о нем каждый божий день.

– Алиса, он был болен и не отдавал себе отчета в собственных действиях. Я тебе это как врач говорю. Йен был совершенно неадекватен. Сколько его помню, он все время стоял на одном месте и выкрикивал одно и то же слово. Только я забыл, что именно. Возможно, у него были органические расстройства…

– Расплата, – прошептала Алиса, не слушая разглагольствования Инга, пытающегося в очередной раз поставить Йену какой-то заковыристый диагноз. – Когда он чувствовал мое приближение, то все время кричал «Расплата».

Глава 2. Фиолетовая дверь

Шу, уставившись в потолок, лежала на старом выцветшем диванчике в квартире Инга. Ей казалось, что с каждой минутой настенные часы тикают все медленнее и медленнее, словно вот-вот уснут и вовсе остановятся. Только щелчки секундной стрелки да грохот трамвая, периодически раздающийся вдалеке, нарушали звенящую тишину, от которой ужасно ломило виски.


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.