Spero - [17]

– Что это такое?

– Чертова Купель – это смерть, и паскудная. Обычно она в низинках прячется, со стороны и не заметишь, если не приглядываться. Снег там на вид рыхлее, чем везде, и как будто синим немного отливает. А под снегом этим лед, тонкий, как тарелка. Кому повезет – пройдет и не заметит. А кому нет… – Берхард мрачно сплюнул: – От того разве что пуговицы найдешь. Кислость там подо льдом, и такой силы, что на глазах человека вместе с конем разъест.

– Кислота, – машинально поправил Гримберт. – Только откуда ей взяться в горах?

Берхард что-то проворчал себе под нос.

– Бог ее ведает, мессир. Слышал я как-то проповедь Теоглорифкатуса, епископа Аэритасургийского, когда он в Бра проездом был. Говорил он, это, мол, из каких-то старых хранилищ понатекло. Вроде как до войны были тут, в горах, такие хранилища, где всякая ядовитая химикалия собиралась, а потом, когда бомбами накрыли, оно все и того…

Гримберту рефлекторно захотелось провести ладонью по снегу, чтоб убедиться, нет ли под ним хрупкого льда. Но он поборол это желание. Его глаза – это Берхард. Если проводник ошибется, то на слепого и подавно надежды нет.

– Почему ты остался в Бра после мятежа? – спросил он.

Берхард крякнул. Видно, не ожидал подобного вопроса.

– А что мне еще делать было? Из моей сотни после Ревелло и не уцелел никто. Обратно в Жирону собираться? Так уже и возраст не тот, чтоб палицей махать. В горах тут оно как-то проще… А вот тебя-то, мессир, как в Салуццо занесло? Почему в родные края не вернулся?

Берхард имел право на подобный вопрос, крайне неудобный при всей своей простоте. На всякий случай подходящий ответ давно был заготовлен Гримбертом именно на этот случай. Вполне простой ответ, который удовлетворил бы не очень сообразительного и не въедливого человека. С другой стороны, зная дьявольскую интуицию проводника, он опасался, что Берхард может нутром ощутить ложь или недосказанность.

– Не вернулся, как видишь.

– Ты выжил в Похлебке по-Арборийски. Не глаза, так хоть голову сохранил. Так отчего ты еще не в Турине, мессир?

Вопрос был задан непринужденно, словно бы нехотя, но Гримберт уже достаточно хорошо знал своего спутника, чтобы понимать – случайных вопросов тот не задает. Не та порода.

– Не думаю, что это должно тебя интересовать, – холодно ответил он.

– А я вот думаю, что должно.

Гримберт слышал, как Берхард, кряхтя, наклонился. Судя по донесшемуся звяканью щебня, проводник взял в руку небольшой камень. Раздался отчетливый щелчок пальцев – и вслед за этим тишина. Лишь спустя несколько долгих томительных секунд Гримберт услышал где-то далеко внизу и справа легкий гул – камень наконец встретил препятствие. С замиранием сердца он понял, что стоит на краю пропасти, от которого его, быть может, отделяет всего один шаг.

– Альбы – не просто горы. Это моя работа, – пояснил Берхард спокойным тоном. – Но всякий раз, как я поднимаюсь вверх, я хочу быть уверен, что вернусь домой. Так что мне всегда важно знать, что меня ждет и к чему надо быть готовым. Так вот, мессир, я хочу знать, что меня ждет и к чему надо быть готовым.

– Ты спрашиваешь это у слепого? – с преувеличенной горечью поинтересовался Гримберт. – Хочешь, я буду идти впереди и разведывать путь?

Он попытался пройти мимо Берхарда, но это ему не удалось – тот каменной рукой пригвоздил к месту его клюку. Вроде бы и не грубо, но вполне однозначно.

– Ты дергаешься с первого дня пути, не думай, что я не заметил. У человека есть много причин нервничать, когда он в Альбах, но у тебя, мне кажется, на одну причину больше. И мы не пойдем дальше, пока я про нее не узнаю. В Альбах люди не лгут друг другу, помнишь?

Гримберт выдохнул воздух, стараясь сохранять спокойствие. Не самое простое занятие, когда знаешь, что стоишь на краю бездонной пропасти, ледяное дыхание которой заставляет дрожать даже вечную ночь, которая клубится вокруг тебя.

– Хочешь узнать мою биографию? – язвительно осведомился он.

– Нет, только то, как ты выбрался из Арбории и каким ветром тебя занесло в Салуццо.

– Дурным ветром, мой друг. Почему тебя интересует именно это?

– Со времен Похлебки по-Арборийски миновало полгода. Но ты до сих пор не в Туринской марке. Почему?

«От этого человека не удастся отделаться уклончивыми ответами, остротами и метафорами, – понял Гримберт. – Этот арсенал годился против совершенно других людей, но не против «альбийских гончих». Если Берхард не будет удовлетворен тем, что услышал…» Он вновь вспомнил далекое звяканье брошенного в пропасть камня и ощутил сосущую холодную пустоту где-то в животе.

– Ладно, – вслух произнес он. – Я расскажу.

– Тогда начинай с самого начала. Со штурма.

Гримберт вспомнил гудящие от жара улицы города. Скрежет сминаемых боевыми машинами зданий. Пулеметный лязг, от которого рассыпаются шеренги пехоты. Застывшие силуэты рыцарей.

– Штурм… Для меня он закончился сразу за воротами, – Гримберт издал смущенный смешок – Какой-то мерзавец лангобард подорвал мой доспех, я даже спохватиться не успел, как меня контузило.

– При контузии глаза не вышибает, – со знанием дела заметил Берхард. – Или это до тебя лангобарды добрались?