Спецзона для бывших - [4]

– У меня было оружие, за которое мне впоследствии вменили статью – за незаконное хранение. Арестовали меня сотрудники УВД. Я говорил им: «Позвоните в УБОП, я сам сотрудник, работал по заданию». А мне в ответ: «Оружие было?» – «Было» – «Незарегистрированное?» – «Нет, конечно». – «Ну вот и сиди». Хотя абсурд… кто же в банде пойдет оружие регистрировать!

– И это все ваше преступление?

– Нет, это было только началом моих злоключений. Девять месяцев меня продержали в СИЗО. Экспертиза показала, что мое оружие в преступлениях, совершенных бандой, не участвовало. Я не стрелял из него. Меня выпускают на подписку о невыезде. И тут оказывается, что из УБОПа меня уже давно уволили…

Пополнив армию безработных, бывший оперативник стал искать способ быстро поправить свое материальное положение.

– На подписку меня отпустили в сентябре, а суд был назначен на ноябрь. Мне нужны были деньги, чтобы кормить жену и малолетнего ребенка. И я стал искать способ разбогатеть. В один прекрасный день я знакомлюсь с человеком, который кажется мне во всех отношениях достойным доверия. Вдвоем мы разрабатываем план наших действий, который в скором времени претворяем в жизнь. Мы попадаем в квартиру одного коммерсанта, жену которого знал мой подельник, берем их деньги и уходим.

– А хозяева где были?

– Муж – в своей фирме, а жена – дома.

– И она спокойно отдала деньги?

– Да нет, конечно, она… сопротивлялась.

– Что было дальше?

– Я взял нож и зарезал ее.

– Вот так запросто убил человека?

– Да почему запросто? Она очень сильно кричала, и меня это просто раздражало. Поэтому я решил покончить с ней побыстрее.

– Ты погоди, Паша, не торопись, – вдруг вклинился в разговор Мурашов. – За «просто убил» двадцать лет не дают. Следовательно, ты убил с особой жестокостью.

– Ну да, сначала отрезал язык, чтобы не кричала, потом – уши…

Мурашов даже присвистнул:

– А уши-то зачем?

– Да шутка это. Просто убил. И точка на этом.

– Как же вас поймали? – спрашиваю я.

– Попались мы по глупости подельника. Он должен был кому-то отдать большой долг. Тот человек работал в милиции, и когда подельник пришел к нему, то вернул долг, дурак, крупными купюрами – теми самыми, что мы украли. А его приятель возьми да пошути, дескать, какие большие деньги, такие же купюры недавно исчезли из такой-то квартиры… Напарник тут же побелел, затрясся весь, словом, сам себя выдал. Его взяли на понт, а он клюнул. Ну в самом деле, откуда они могли бы знать, какие купюры исчезли. Мы вообще, кстати, имитировали в квартире убийство жены ее собственным мужем. Они часто ссорились, он нередко ей угрожал, мы все это знали… и я сказал подельнику: «Бери только деньги. Чтобы ни одна вещь из квартиры не исчезла!» Но он, идиот, стянул еще кольцо, снял с трупа. Потом кольцо нашли у него дома, и это стало уликой при обвинении… А тогда, сразу после кражи, оперативники первым делом задержали мужа, допросили как надо, и он тут же, в кабинете оперов, «чистосердечно» признался в убийстве собственной жены. Правда, он чего-то там пытался говорить о деньгах, что пропали, но о них вспомнили уже потом, позднее… когда через несколько дней появился мой напарник в кабинете у знакомого милиционера с деньгами. Мужа выпускают из СИЗО как несостоявшегося убийцу, а нас – на его место, в камеру. Потом был суд, и мне по совокупности двух уголовных дел – ведь я совершил кражу и убийство, будучи на подписке, – так вот, дают по совокупности двадцать два года лишения свободы. Три года я уже отсидел. Если повезет, на волю выйду, когда мне будет почти пятьдесят лет.

Павел берет свою кепку, мнет ее, прижимает к груди и неожиданно говорит:

– А вообще-то я ни в чем не раскаиваюсь. Коснись сейчас, я бы, не задумываясь, все повторил. Знаете, сколько мы взяли денег? Там хватило бы на полмерседеса. И главное, что я все просчитал – мы не должны были попасться… подельник, дурак, сдал.

Сделав паузу, Павел с шумом втянул в себя воздух, обвел помещение злым, помутневшим взглядом и вдруг выдал:

– А посадить в тюрьму можно любого человека. Даже вас! Вот вы сейчас сидите здесь, беседуете, а я потом пойду и скажу, что вы пронесли в зону наркотики. И вам «докажут», что это так.

Еще раз оглядев помещение, он продолжил тему:

– Это жизнь. Раньше в милиции как работали? Мозгами. А сейчас? Кулаками!

Сжав пальцы в кулаки, он посмотрел на эти аргументы доказательной базы.

Молчавший до сих пор Мурашов усмехнулся, провел ладонью по голове, приглаживая волосы, и проговорил, глядя на Павла:

– В 1991 году приняли закон, запрещающий получать пенсию работающим пенсионерам. Взамен в милицию пришел всякий сброд, которому доверили закон.

– Вот именно, – поддакнул бывший оперативник, – раньше ветераном считали того, кто прослужил десять лет, а сегодня уже через два года стажа сотрудника называют старослужащим.

– Не в этом дело, Паша, – решительно продолжил нарядчик. – Раньше человек шел на работу и думал, как ему принести пользу обществу, а сегодня подходит с иной меркой: какую выгоду он сможет иметь от своей должности. – И уже взглянув в мою сторону, Мурашов пояснил: – Вот у нас тут сидит один бывший следователь, он брал взятки «Крузерами», и еще поучает, чем нужно брать: не деньгами, а сразу машинами, словом, новый русский следователь… И таких много.