Спецотдел «Бесогон» - [7]

Я, помню, подошел к телу Будько и отодвинул в сторону закрывавшую грудь тряпицу. На теле офицера зияла страшная рана с рваными черными от крови краями.

– Кто его убил, и вообще что здесь происходит? – спрашивает меня Зарайцев.

– Пока не знаю, но обещаю разобраться и решительно положить всему этому конец, – отвечаю я.

Зарайцева, как ни странно, этот ответ удовлетворил. Он достал из кармана своей белой от частых стирок гимнастерки несколько тонких машинописных листков бумаги и передал их мне.

– Вот, возьмите, нашел у Петра в столе, – Зарайцев развел длинными, как жерди, руками, – я ведь, как вы сами понимаете, сапер, а Петр был при нашем отряде особистом. Многих его дел я не знал, так что…

– Документы Будько, те, что мне только что передали, вы прочли?

– Нет! Какое я право имел? Я вам еще раз говорю, я – сапер, разминированием занимаюсь…

– Я все понял, товарищ капитан, можете забирать бойцов и возвращаться к своим служебным обязанностям, дальше я сам разбираться буду. Ваша задача – никому не говорить о том, что найдено тело Будько, – говорю я.

– Есть, понял, – Зарайцев облегченно вздохнул и, повернувшись на каблуках, бросил последний взгляд на тело лейтенанта, – жуть какая-то, сам не видел бы всего этого, ни за что не поверил бы…

Он еще раз взглянул на рваную рану на груди сослуживца.

– Всякое повидал, повоевал, видел, как миной, или снарядом людей в клочья разносит, но чтоб такое…

Он выругался и зашагал обратно к остававшимся на опушке своим бойцам, а я, усевшись на поваленную бурей ель, принялся изучать материалы, найденные в столе Петра Будько.

Бумаги оказались ответами из архивов МГБ. На запрос лейтенанта сообщалось, что некий уроженец здешних мест Игнат Конько был призван незадолго до войны в Красную Армию. Служить ему выпало в родных местах, недалеко, так сказать, от дома. Однако сразу после начала войны Игнат из армии дезертировал, но к немцам не побежал. Сколотив себе банду из таких же дезертиров, что и он сам, Игнат укрылся в здешних лесах и принялся разбойничать. Убивал и грабил Конько не только местных селян, но и пришедших в эти места оккупантов. Несколько раз совершал он налеты на германские обозы, и всегда оставался не пойманным.

Немецкое командование, отчаявшись изловить Игната, даже назначило вознаграждение за его поимку, или сведения о его месте нахождения. Однако все было тщетно. Налеты продолжались, плюс ко всему, в здешних местах появился волк, который отличался не меньшими бесчинствами, что и его человеческий собрат. За голову «серого», как в германских документах именовали зверюгу-убийцу, тоже была назначена награда в рейхсмарках, но зверь был неуловим. Человеческие жертвы, как среди мирного населения, так и среди германских военных неуклонно росли. Сразу после войны подразделение СМЕРШа было направлено на поимку Конько, но тот, словно сквозь землю провалился. Разбой и убийства его банда больше не совершала, что могло означать лишь одно, мерзавец ушел вместе с отступающими немецкими войсками, или самостоятельно покинул пределы советского государства.

Я закончил чтение и аккуратно убрал листки в карман шинели. Что ж, похоже, настала пора нанести визит гражданке Ярославе Конько, тетке Чертычихе, которая, по всей видимости, приходится родственницей матерому убийце Игнату Конько. Интересно, от чего это Гавриленеок не рассказал мне о ее таком кровожадном родственнике?

Я выхожу на опушку леса и, делая изрядный крюк, пробираюсь к противоположной стороне Граличей. Здесь домишки стоят поубористее, и народу на улице больше. Первый, кого я встретил, был Павел Потапович Лихогляд. Учитель суетился возле большой ломовой телеги, проверяя, как закреплены на осях мощные с толстенными спицами колеса. Рядом на завалинке чинно восседал капитан Зарайцев и два его верных бойца.

– Далеко ли собрались? – обращаюсь я сразу ко всем присутствующим.

– За телом Будько, – поясняет капитан, – хочу в город его отвезти. Сделаем все тайно, никто не заметит. Я бойцов ночью отряжу, учитель, вон, телегу школьную предложил использовать.

– Отставить, Зарайцев, – говорю я, – обойдемся без самодеятельности, товарищ капитан. Тело пусть находится на месте вплоть до моих особых распоряжений…

– Вам виднее, если считаете, что погибшему советскому офицеру пристало мертвым в лесу гнить, что ж, пусть так и будет, – зло проговорил Зарайцев, презрительно глядя на меня.

Я молчал. Капитан укоризненно покачал головой, сделал знак своим солдатам, и они пошли прочь.

Лихогляд растерянно смотрел им в след, он тоже собрался уходить, но я потревожил покой сельского педагога.

– Пустите в дом? У меня, к вам несколько вопросов, уважаемый гражданин учитель, – начал я, – первый – что можете рассказать о Ярославе Конько? Другие задам позже, после того, как ответите на первый.

Вопрос ничуть не смутил Лихогляда, в отличие от председателя Гавриленка учитель обстоятельно изложил все, что знал о тетке Чертычихе. По его словам выходило, что Ярослава давно живет вдалеке от деревни в лесу, что отец ее был назначен сюда лесничим, а матерый преступник Игнат Конько приходится Ярославе сводным братом, прижитым папашей от какой-то залетной бабенки. Нужно сказать, что мать Ярославы местная крестьянка умерла родами, производя на свет дочь, а папа-лесник прибыл из дальних мест. Со здешними обитателями лесник не знался, и незадолго до войны сгинул в лесу.