Спецназовец. За безупречную службу - [26]

— Угораздило же меня с вами связаться, — уныло вздохнул Сарайкин.

— Снявши голову, по волосам не плачут, — напомнил рейдер. — Это серьезная игра с очень высокими ставками, подполковник. Говоря о двух выходах из этого подвала, я, поверьте, имел в виду не только вас, но и себя тоже. Надеюсь, это вас хоть немного утешит. Вы совершенно правы, времени у нас чертовски мало. Поэтому не стоит тратить его не бессмысленные сетования. Что сделано, то сделано, и хочу напомнить, что на аркане вас сюда никто не тащил. Действуйте, Анатолий Павлович. Да, и, кстати, хорошенько осмотритесь у Горчакова дома — вдруг эта чертова папка там?

— Что хоть в ней? — все так же уныло спросил Сарайкин. — Это я к тому, — заметив, как остро, нехорошо прищурился собеседник, быстро добавил он, — что папка — это просто картонные корочки. А то, что внутри, могли куда-нибудь переложить. А как искать, не зная, на что оно похоже?

— На техническую документацию, — перестав сверлить его многообещающим взглядом, устало произнес рейдер. — Тащите сюда все, что подпадает под это определение, на месте разберемся…

Покачав головой, он вышел из лаборатории. Сарайкин, по-прежнему оставляя на полу кровавые отпечатки подошв, последовал за ним, но на пороге задержался, чтобы через плечо бросить испуганный взгляд на труп начальника производственного отдела Ушакова.

Глава 5

— Начну с небольшой преамбулы, — сказал генерал Алексеев. — Просто чтобы ты не отвлекался на посторонние предметы и не строил по ходу разговора версии, основанные на догадках и предположениях. Вот ты сказал — Камышев. Можешь пока о нем забыть, и я объясню, почему. Тем более что кое-какую информацию об этом «Точмаше» я получил от ребят, которые прорабатывали версию о причастности к смерти Николая его родственников, Горчаковых.

Юрий прервал манипуляции, связанные с приготовлением кофе, и бросил на генерала удивленный взгляд через плечо.

— А… А, ну да. Убийство из корыстных побуждений, один из самых распространенных мотивов. Чаще, чем из корысти, в России убивают только по пьяному делу… Типа, родительское наследство не поделили. Оно и понятно! Человек столько лет на войне, и все эти годы родные ждали, что его вот-вот убьют. Неважно, со страхом ждали или с нетерпением, важно, что ждали долго — так долго, что, сами того не замечая, мысленно уже занесли его в списки «двухсотых». А он возьми да и вернись. Как гайдаровский Бумбараш — пришел с войны, а его домой не пускают: убили тебя, вот же бумага казенная, где все про твою геройскую смерть прописано! Избу твою поделили, корову продали — ступай, откуда пришел, нечего покойнику промеж живых слоняться! Так?

— Более или менее, — сдержанно кивнул явно недовольный его многословием генерал. — Изба, действительно, имела место быть, и ее действительно продали, а деньги… Ну, ты сам понимаешь: зачем ему на войне лишние деньги? В общем, Горчаковы и не думали отрицать, что с деньгами вышло не совсем красиво и что, когда Николай вернулся, у них насчет этих денег состоялся не шибко приятный разговор — так, легкая вспышка раздражения на фоне обоюдного недопонимания. Потом Камышев остыл, последовали взаимные извинения, и от денег он отказался наотрез: дескать, сестре и племяннице они нужнее.

— Это они так говорят, — не оборачиваясь, вставил колдующий у плиты Якушев.

— И я не вижу оснований им не верить, — сказал Ростислав Гаврилович. — Место там не особенно бойкое — прямо скажем, не Ницца, — изба была старая, обыкновенный пятистенок, и ушла за три тысячи зеленых американских рублей, чему имеется документальное подтверждение. Сопоставь половину этой суммы с такими фигурами, как директор работающего на оборонный комплекс предприятия и генерал ФСБ, и что останется от твоей «корыстной» версии?

— Пшик, — честно признал Юрий. — Погодите, вы сказали: оборонный комплекс?

— Не забегай вперед, — проворчал Алексеев. — Экий ты, право, прыткий… Так вот, несмотря на доказанную несостоятельность таких правдоподобных версий, как корыстные побуждения и месть, я продолжал подозревать Горчакова. К этому имелись основания — правда, только косвенные. Наш человек отыскал на штрафной стоянке разбитую машину Камышева и внимательно ее осмотрел. Досталось ей, спора нет, крепко, внутри были следы крови, но, по словам агента, чтобы погибнуть при такой аварии, надо было родиться очень уж невезучим. Тормозная система разобрана буквально по винтику — в процессе экспертизы, как ты понимаешь, — половина деталей исчезла без следа. В числе прочего испарились и тормозные шланги…

— Которые являются наиболее уязвимой частью поименованной системы, — подсказал Юрий. — Да, выглядит поганенько. И никакой определенности: может, их изъяли, чтобы скрыть надрез, а может, просто прикарманили.

— Вот то-то и оно. Поэтому я и решил повнимательнее присмотреться к этому Горчакову — в конце концов, он, единственный во всем городе, имел отличную возможность спокойно, не торопясь, поковыряться в тормозах камышевского джипа — машина-то стояла в его гараже!

— И? — спросил Юрий, ставя перед генералом курящуюся ароматным паром чашку.

Забыв о своем недавнем категорическом отказе от кофе, Ростислав Гаврилович взял чашку, понюхал, подул на нее, а затем шумно, с видимым удовольствием отхлебнул.