Спецназ ГРУ против басмачей - [26]

— Что ты?! У нас так не положено! Выбирать самой — значит, проявлять неуважение к отцу, а это недопустимо!

— А что он скажет, если снова увидит меня с тобой?

— Думаешь, он вчера видел нас?

— Думаю, что, если даже и не видел, то уж непременно донесли.

Девушка опустила глаза:

— Ты прав.

— Сильно ругался?

— Нет, не очень… Скажи… А я нравлюсь тебе?

Николай покраснел:

— В каком смысле?

— Ну… как женщина…

— Ты же говоришь, что выбор спутника не входит в твою компетенцию?

— В мою… что?

— Неважно. Если даже и нравишься, то что изменится?

— Поняла, — она снова улыбнулась. «Смотри-ка, а неглупа она для селянки с окраины Бухары», — подумал Коля. — Ты тоже приглянулся мне. У нас таких нет. Все маленькие и некрасивые. Ты большой. Сильный. Как русский медведь.

Они ненадолго остановились. Солнце садилось здесь быстро, окутывая город и его окрестности темными и холодными сумерками. Жаркое солнце и ледяные ночи, видимо, заставляли все жизненные процессы здесь течь быстрее — раскалившись за день, мозг переставал работать, предоставляя чувствам и инстинктам выполнять все его функции. Николай и Джамиля — нет, не посмотрели — впились глазами друг в друга. Держа два мешка одной сильной и могучей рукой за плечом, вторую он протянул к ней, взял ее за талию и притянул к себе — так, что паранджа снова упала наземь, открыв ее бесподобное лицо. Она попыталась вернуть ее на место, но на месте этом уже были его губы…

Несколько мгновений показались им вечностью. Оторвавшись от губ сильного и настойчивого «медведя», она бросила ему:

— Пойдем скорее, отец заждался.

Так случилось, что до самых ворот дома донес Николай мешки, не желая обременять прелестницу такой тяжестью. Когда она затаскивала их за ворота, его фигуру случайно увидел Фузаил-Максум — отец Джамили. Высокий, грузный бородач в толстом халате и видными даже в полутьме иссиня-черными суровыми глазами — не один десяток красных был на его руках. Этот басмач умел хозяйствовать, но умел и защищать свое хозяйство. Николай и Фузаил-Максум встретились взглядами. Минутная искра пробежала между ними, но солдат почему-то не спешил уходить. Словно слышал или понимал, что говорил отец своей дочери:

— To’g’ridan-to’g’ri xususiy u erda?

— Just menga yordam berdi.

— U Qizil Armiyaning?

— Yo’q, u faqat rus askarlari. Bu yerda voqea sodir bo’lgan.

— Mayli — Then.[14]

— Отец приглашает тебя войти…

— Да ладно, вот еще…

— Нет, нет, так положено. Проходи.

Несколько минут спустя Николай в компании Фузаил-Максума и нескольких его соседей — таких же упитанных басмачей — сидел за накрытым прямо во дворе дома достарханом, ел сытный плов и пил чай.

— А почему женщины не садятся? — спросил Николай.

Хозяин рассмеялся.

— Еще чего. Она должна следить за удобством и сытостью гостей, а не разделять с ними трапезу. У вас-то, верно, все иначе?

— Да, и уже давно. Скоро и у вас… — Николай осекся. Гостеприимство хозяина не позволяло оскорблять его дом. — Извините.

— Ничего страшного. Когда Фрунзе пришел, мы не оказали должного сопротивления. В городе были только части армии эмира. Мы решили, что найдем общий язык с новой властью. Наш товарищ, Мадамин-бек из Ферганы — тот, что вас привел, — у него это-таки получилось…

— Конечно, и у вас получится.

— Но как быть, — продолжал хозяин дома, — если Советская власть захочет отобрать у нас все наше богатство?

— Непременно захочет. И даже отберет. Но вы поймите — ради счастья человечества и построения идеального и абсолютно справедливого государственного строя можно пожертвовать своим состоянием…

Гости рассмеялись.

— Несмотря на то, что говоришь ты полную ерунду, все же в словах твоих есть что-то от слов Фрунзе и этого его… бая… Ленина. А это значит, что в советских землях ты будешь уважаемый человек. — Хозяин поднял вверх пиалу с чаем.

— Отчего же ерунду? Советская власть, как сказал Ленин, всерьез и надолго.

— Но почему тогда Мадамин-беку разрешают брать дань с Ферганы и по-прежнему устанавливать там свои законы? Ведь Фергана давно советская! Почему же Москва не пришлет туда своего наместника? И зачем к нам прислала турка? Мы не знаем и не любим его. Мы не хуже Мадамин-бека, мы сами хотим устанавливать власть в Старой Бухаре. Что же ты думаешь, когда бежал эмир, а вы жгли старый город, почему мы не вмешались, не спрятали его а вас не выгнали из столицы? Потому что мы ждали решения Фрунзе — что он так же отдаст нам Бухару на кормление, как отдал Фергану Мадамину. Так зачем нам тут турок?

— Думаю, вы допустили стратегический просчет, как у нас говорят. Фергана не имеет такого политического значения как Старая Бухара. Это во-первых. Фрунзе принял условия Мадамина, потому что в условиях всеобщего сопротивления со стороны басмачей… извините, моджахедов ему нужно было на кого-то опираться из стана врага. Своих сил не хватило бы, чтобы накрыть весь Узбекистан. Это во-вторых. А в-третьих… власть Мадамина в Фергане временная. Когда Советская власть установится здесь окончательно, ему все запретят. Так что… Но в одном вы правы — диалог с Советской властью всегда можно найти. Думаю, вам надо встретиться с Энвером-пашой.

— Ну уж нет! Сами с ним встречайтесь! Нам турок не товарищ. Во время войны он резал армян как свиней, все его подвиги нам хорошо известны. Он сам должен нам поклониться.