Спецификация идитола - [16]

Лиса поглядел па него и спросил:

— Вы думаете, я тоже служу в вашей конторе?

— Нет, — ответил гость, — я только спросил, помните ли вы. Как и что — могу вам рассказать. Так вот: среди захваченного было письмо от его племянника из датского города Ринкобинга, посланное через Копенгаген… оно пришло к банкиру в день его… скажем, кончины, и было похищено. Оно не представляет собой никакой реальной ценности. В нем идет речь об одном сорте быстро-горючего стеарина… техника, одним словом, вы можете получить за него ровнехонько двадцать пять тысяч долларов, как один пенс — и вам дадут возможность уехать из Америки туда, где вас не знают и не будут к вам приставать. Имейте в виду, что не мы одни заинтересованы в этом письме — и пока оно у вас, вам не дадут жить. Из вашего друга в Будапеште выжиливают то же самое.

— Если вы даете двадцать пять, — сказал Угорь, — значит письмо стоит не меньше пятидесяти!

— А если я предложу вам пятьдесят, вы попросите — сто, не так ли?

Они сговорились на семидесяти.

Лиса уехал за письмом. Сыщик был оставлен под присмотром Угря. Он был славный малый и они играли в домино. Но однажды Угорь хлебнул виски с содой — и удивился, как он быстро пьянеет. Когда он очнулся, этого прохвоста не было.

Угорь поджег ферму и позорно бежал.

Лиса ехал с экспрессами. Зайцем, чтобы не возбуждать подозрений. Его ловили. Определенно ловили. Но он был предупрежден сыщиком и не удивлялся, а вывертывался. Однажды он запутался. Его выслеживали на поезде. Он вылез на крышу вагона. Лежал и держался за вентилятор. Поезд был прямой и должен был мчаться минут сорок до остановки. Вполне достаточное время для того, чтобы изловить человека. Лиса был недоволен. Он видел, как затягивается сеть, куда он будет пойман, — эта сеть кончалась креслом. Кресло — есть род мебели, не больше. Но об удобстве кресла с электрическим проводником к спинке и ручкам существуют разные мнения. У Лисы же было очень определенное мнение об этом роде мебели.

Человек вылез из под вагона и уцепился за крышу. Не забудьте — все вертится и качается: экспресс делает 125 километров в час. Лиса сунул ему револьверную пасть в самый нос. Тот не испугался.

«Не бойтесь, я от Монса, — сказал он, — Лиса, сумеете вы удержаться на веревке, если вам ее кинуть с моста?» Лиса сказал, что он попробует. «Дело в том, — ответил вылезший из тьмы, — что поезд полон сыщиками и полицией, — и зачем вы на него полезли! — я не мог вас предупредить — вам несдобровать, если останетесь! вон мост».

Лиса схватился за веревку и понесся в высь. В высь и в бок. Он полез по этой веревке, которая поднялась так, что образовала тупой угол с днищем моста. Вдруг она ослабла, сердце у него екнуло, он падал, — но тут его поймали и поставили на землю. Он был цел. Впрямь цел. Приятная неожиданность.

Лису посадили на аэроплан, — в жизнь он не катался на этой машине. Хорошее изобретение. Едут двое, — никакой полиции поймать нельзя.

Через день письмо к Варфалло было в руках сыщиков конторы Монса. Лиса получил семьдесят тысяч и под эскортом таинственно отправлен на пароход. Что вы думаете о Баллара? недурной городок — это в Австралии. С деньгами там люди живут не хуже, чем в Вашингтоне.

25 Что такое капитализм? Глава агитационного значения

— Едут, — сказал одни из рабочих, вглядываясь из под руки в пыльную даль, — вон они. Далеко то им все-таки не уехать.

Автомобили, пылившие на горе вдалеке, действительно, вскоре остановились. Видно было, как оттуда вышли люди. Они вытащили велосипеды и поехали дальше, перебравшись через разрушенное шоссе. Но скоро пришлось бросить и велосипеды. Судя по жестам они ругались. Один вынул бинокль и стал смотреть. Он заметил рабочих. Он бросил бинокль и стал показывать жестами рабочим, что им нужны лошади. Он очень картинно влезал на свою трость и гарцевал на ней. Рабочие замахали шапками, и через три часа гости были на фабрике.

Лучше было бы сказать на том, что осталось от фабрики. Взрыв котлов разнес всю округу. Но фирма была не из тех, что боялась несчастий. Казалось, что тут то им и впрыснул чорт под кожу какого то доппинга. Они — из конторы — работали день и ночь. Электростанция была разрушена, они наделали смоляных и нефтяных факелов, чихали и плевались, но рылись в книгах, писали, считали, говорили по радио с городом. Они выгнали всех живых на работы, работали без смен. Они просили и кричали, молили и угрожали. Сам управляющий стал на колени перед партией, которая падала с ног за разборкой разрушенного корпуса. Ведь он тоже ничего не ел уже два дня — а он работает. Они отдают все галеты рабочим. Ей-богу, у них ничего нет. Но каждый день стоит денег, и не пропадать же нашей фабрике! Работайте, ребята, сколько хватит сил — если кто сдохнет, семья будет обеспечена — дети будут в хороших учебных заведениях, жены с пенсией, и законные и гражданские. Провалиться ему — управляющему — если он врет. Ведь он сам — человек служащий.

Ладно, чего там, они работали. Нечего врать зря.

Они были еле живы. Ничего не было. Ни воды, ни еды, ни черта. С ума спятить можно.

Приехавшие слезли с лошадей. Двое. Остальные придут пешком. Больше не было лошадей на заводе. Конюшня как раз была за котельной. Яичница вышла из наших лошадей, вот что я вам скажу.