Специфика транспортировки живой рыбы на большие расстояния - [7]

Черт. Черт-черт-черт-черт…

Все было так хорошо, так весело!

Они научились переносить полеты почти безболезненно. Да, после рейса они наверняка недели три не будут общаться, разбегутся в разные стороны кто куда. Но потом начнутся созвоны, рассуждения на тему, а не встретиться ли нам, да по пивку и девочкам… И когда закончится отпуск, они снова залезут в одну консервную банку и отправятся к черту на рога…

Перед самым отлетом пошел слушок, что теперь можно пробивать Тоннель вдвое дальше. Значит, рейс туда и обратно получается в четыре года. В четыре, блин. Но они бы, наверное, все равно выдержали. Они научились держать свое дерьмо внутри себя, не вываливать его на всеобщее обозрение.

И что из того, что в мыслях Макс всегда относился к пассажирам не самым лучшим образом? Наружу-то это не лезло. Не лезло!

Чертовы наблюдатели! Все испоганили, а теперь вот и начали прятаться.

Они старательно не попадались на глаза экипажу. Кто-то из Наблюдателей заходил перед приемом пищи в столовую и забирал порции. Ели эти упыри в своей лаборатории, которая раньше была кают-компанией.

Жрали и рассматривали своих рыбок и членов экипажа. Тоже, наверное, рыбок. Если вдуматься.

Это тоже злило Макса. Мысль, что он тоже подопытное животное, вызывала раздражение и желание что-нибудь разнести вдребезги. Так, чтобы со звоном, осколками, можно даже брызгами и клочьями.

Прошла неделя.

Парни старательно не вспоминали последнего теста. Просто не вспоминали – и все. Они даже наблюдателей не вспоминали. Словно тех и не было на борту. Столкнувшись случайно, отводили в сторону взгляд и шли себе дальше по своим делам.

Наблюдателей это, похоже, устраивало не меньше, чем членов экипажей. Если раньше они дежурили возле своей аппаратуры посменно, то к концу недели пребывали в лаборатории безвылазно.

Холек обратил внимание на это, предположил, что у наблюдателей что-то там не ладится, но ему тут же сказали, что это их собственное собачье дело, специфические проблемы, и вообще, возможно, у них сейчас время особо пристального наблюдения за аквариумом. Обычно спокойный Джафаров высказал настолько затейливое пожелание по поводу личной, специфической и сугубо наблюдательской интимной жизни, что Синицкий молча встал и пожал Мусе руку. Под аплодисменты присутствовавших.

Еще через неделю в столовую вошел Стоян.

На него, естественно, внимания не обратили.

– Приятного аппетита, – сказал Стоян.

– А я ей и говорю, – как ни в чем не бывало продолжил Стокман. – Можно, конечно, окрутиться и до рейса, но тогда получится нечестно. Я-то по определению не смогу тебе изменить. А ты…

– А она? – спросил Холек.

– А она сказала, что любит меня, будет ждать и все такое. Заплакала, ясное дело, – Стокман выгреб из тарелки остатки еды и облизал ложку. – Вот чего мне не будет хватать на пенсии, так это вкусной и полезной еды из корабельного рациона. Сами подумайте, ну разве может сравниться с этим какой-нибудь кусок жареной говядины? А?

– Такой с кровью? – уточнил Макс. – И хрустящей корочкой?

– С дымком от барбекю да под ледяное пивко? – подхватил Холек. – Не может. Это ж только для печени сколько ущерба! Понимаете, парни, в жареном мясе столько холестерина! Склероз, ожирение, инсульт с инфарктом…

– То ли дело у нас… – Макс перевернул над тарелкой полную ложку.

Содержимое, вязкая мутно-зеленая жижа, стало формироваться в огромную каплю.

– Командир, мне нужно с вами поговорить, – сказал Стоян.

«Ляп!» – сказала похлебка.

– И еще куриные крылышки по-мексикански, – мечтательно протянул Стокман. – С перчиком, прожаренные. Жир так и капает с них… Какой ужас!

– Командир, – сказал Стоян. – Мне нужна помощь.

– Хотите об этом поговорить? – спросил Макс. – Тогда вам к доктору. Он у нас большой специалист по вопросам психологии. Психоанализа, конечно, не проведет, но клизму так поставит, что вы забудете обо всем, кроме нужника. Помню, в позапрошлом рейсе…

Стоян смотрел на Хофмана. Смотрел так, будто никого, кроме них двоих, в столовой не было.

Хофман медленно вынул изо рта пустую курительную трубку.

– Запишитесь на прием, – медленно сказал командир и сунул трубку обратно в рот.

Задумчиво погрыз мундштук, снова вынул трубку и вальяжным тоном никуда не спешащего человека добавил:

– На следующей неделе у меня, возможно, найдется время.

Трубка вернулась на место.

На лице Стояна дернулись желваки, но он сдержался. Макс, Холек и Стокман выдохнули одновременно даже с некоторым разочарованием.

– Хорошо, – сказал Стоян. – Я сейчас вернусь.

И вышел.

– Кто знает, у него случайно нет с собой какого-нибудь ствола? – с самым меланхоличным видом поинтересовался Макс. – А то ведь сейчас вернется с пушкой.

– Или позовет своих парней для физического воздействия, – предположил Стокман и принялся массировать кулак правой руки. – Мне всегда в полете не хватало возможности набить рожу ближнему своему.

– Кэп, – спросил Макс. – А если он полезет в драку, это будет считаться бунтом на корабле? Ты сможешь достать свой шикарный пистолет и пристрелить кого-нибудь из пиратов? Нет, лучше бы, конечно, повесить, но за неимением лучшего сойдет и…

Стоян вернулся и молча положил на стол инфоблок.