Специалисты по женской части - [4]

Что думал об этих статьях г. Краевский, который, всеконечно, не раз слыхивал в годы юности своей и детства добрые советы любомудрия и воздержания? — это нам неизвестно; но он статьи г. Соловьева печатал как раз до тех пор, пока г-ну Соловьеву посчастливилось свести специализированный им вопрос к шутовству.

Сначала нигилиствующие специалисты по женской части, не стерпев вторжения г. Соловьева в область женского вопроса, начали его терзать, щипать, кусать и выворачивать его нутром вверх, до самой невозможной гадости; наконец бросили. Тогда и г. Краевский почувствовал, что всего этого довольно, и почислив женский вопрос по своему журналу конченным, и самую вакансию специалиста по женской части при «Отечественных записках» упразднил.

Г. Соловьев был убит дважды: Краевский закрыл его кафедру, а беспощадные нигилисты продолжали отравлять его жизнь, но взялись отравлять ее не посредством печати, а другим адским путем, на который их только ехидные умы и способны. Не довольствуясь тем, что они допекали этого невиннейшего из литераторов всех стран и народов и карикатурами, и статьями, они измыслили отравлять его существование какими-то письмами. Этой безбожной штукой они так доняли г. Соловьева, что он даже, выйдя из терпения, стал уж жаловаться на такое злодейство во «Всемирном труде» г. Хана. Это действительно выходило черт знает что такое! — все хвалят, очень хвалят, даже превозносят его за его статьи; а между тем у г. Соловьева уж и терпения нет обирать из почтальонских рук эти похвалы и превозношения.

Дело, как явствует из сего краткого рассказа, было приведено к крайней степени шутовства, и последнему рыцарю женского вопроса прислан колпак, в получении которого он и расписался во «Всемирном труде». Оставить бы этот вопрос его специальному органу, «Женскому вестнику», и пусть себе он догорает в этой жалкой литературной плошке, засвеченной передовою статьею г. Слепцова, прославленной потом скандальным разбирательством издательницы этого журнала, г-жи Мессарош, с тем же специалистом по женской части, г. Слепцовым, за забор у нее, г-жи Мессарош, некиих деньжонок и долженствующей в самом скором времени погаснуть с чадом, с треском и с дымом, словом, погаснуть, как гаснут все сальные плошки…

Казалось бы, что этим удобно было закончить все шутовство, поднятое в литературе под названием разработки женского вопроса. Мнилось, что после всего бывшего с литератором Соловьевым уже никто не захочет восхищать у него права на имя последнего могиканина, последнего борца за дело, в котором нет никакого дела, но за которое г. Соловьев пострадал много и от редакторского коварства, и от нигилистического бессердечия, доставившего выгоду одному почтовому ведомству… Так оно как будто и выходило, но, однако, не вышло. Прошло несколько месяцев; г-на Соловьева оставили в покое; он имел время надуматься; от женского вопроса поотстал и облюбовал себе другой жгучий современный вопрос: вопрос о народности и о песнях, и опять думает, что сообщает обществу нечто новое; а женский вопрос, как золотушный прыщ, опять выскакивает в другом месте.

IV

Профессор Петербургской военно-медицинской академии Сеченов написал в редакцию академической газеты письмо, в котором сообщает, что некая девица Суслова, начавшая изучение медицинских наук вместе со студентами здешней Военно-медицинской академии и впоследствии лишенная возможности кончить здесь курс этих наук и получить медицинскую степень, достигла своей цели в одном из швейцарских университетов. Почтенный профессор заявил это, как факт сколь радостный в интересах приобщения женщин к медицинской науке в России, столь же и укоризненный для русского общества, на совести которого должно будто бы лежать недопущение женщин к обучению медицине у нас в России.

Редакция академической газеты напечатала письмо почтенного профессора без всяких к нему прибавлений и объяснений. Соблюдая свой строго-деловой тон, газета академическая не сочла приличным ни присовокупить с своей стороны благих пожеланий г-же Сусловой, без чего, наверное, не обошлась бы газета, обладающая меньшим тактом, и воздержалась от всякого желания усугубить своим словом нравственную кару общества, виновного, по мнению г. Сеченова, в недопущении у нас женщин к обучению вместе с мужчинами. Обличив столь достойное самообладание в этих двух случаях, академическая газета была столь же самообладающею и далее: она даже не сочла своею обязанностью заметить профессору Сеченову его небольшую, но довольно грубую ошибку. Газета не пожелала восстановить факт удаления женщин из среды петербургских военно-медицинских студентов в его истинном свете. Самообладающая газета не сказала, что женщинам вход в Военно-медицинскую академию возбранен не обществом, а правительством и что потому пени, сказанные г. Сеченовым за этих женщин русскому обществу, по существу дела, должны быть адресованы им правительству, которому г. Сеченов служит и с которым, следовательно, гораздо более солидарен, чем всякий частный, общественный человек, выражающий свое независимое и невлиятельное мнение за стриженых женщин или против стриженых женщин.