Спастись от опасных мужчин - [35]
Одна из причин, по которым я ненавижу тех, кто читает книги в электронном виде, – это тот факт, что книжные полки могут рассказать о своих владельцах очень много. Здесь явно жила чета университетских преподавателей, вероятно, способных одинаково легко и со знанием предмета обсуждать древнегреческую трагедию, русскую литературу и французскую политическую науку. Кроме того, хозяева этой квартиры словно во всеуслышание заявляли: мы желаем, чтобы всякий, кому что-то известно о книгах, знал, что все это известно и нам. Я снова пробежала глазами по названиям. Пропорции были соблюдены слишком уж идеально. Понемногу всего, и ничему не уделено слишком уж большого внимания. Этакое осторожное хвастовство. В гостиной стояла скульптура – пригнувшийся воин с поднятым копьем в руке. На стенах картины, несколько гравюр с обнаженной натурой, работа Сэвилла[32], Трейси Эмин[33] и Модильяни. Мебель в гостиной была удобной и богатой: обитый серой кожей диван, глубокие кресла, изумительный обеденный стол с ножками в виде мраморных колонн.
– Что вы будете пить, Никки? – спросил Лоренс. – Мы выпьем здесь по несколько коктейлей, а затем поедем в театр Фокс.
Я села, сознавая, насколько неуместно выглядят мои мотоциклетные ботинки на паркетном полу. Выбирая дома, что надеть, я в конце концов остановилась на джинсах и консервативном свитере с воротником «хомут», подходящем для холодного октябрьского вечера. Я пригладила рукой волосы, надеясь, что мой мотоциклетный шлем не слишком их растрепал.
– Если только коктейль сделан не в блендере, меня трудно разочаровать.
– Уверяю вас, в этом доме нет места блендерам, – улыбнулся Лоренс. – Мы все для начала выпили по «Негрони»[34] и как раз обсуждали, не выпить ли его нам и по второму кругу.
– Я ничего не имею против «Негрони».
– И, пожалуйста, угощайтесь.
На деревянной столешнице стояли блюда с мясной и сырной нарезкой, а также дорогими на вид крекерами и даже небольшая серебряная мисочка черной икры с фарфоровой ложечкой. Уокеры умели принимать гостей, и у них были для этого средства. Лоренс подошел к бару с напитками, находящемуся в углу гостиной. Налил в высокий стакан для смешивания коктейлей «Кампари», джина и сладкого вермута и энергично все перемешал. Мое внимание привлекла фотография на противоположной стене. На ней был изображен Лоренс в боксерских шлеме и перчатках.
– Где вы занимались боксом? – спросила я.
– Вы весьма наблюдательны. Просто любительский бокс, когда я еще жил на востоке страны. И был слишком молод, чтобы не глупить.
– Лоренс скромничает, – сказала Кэтлин. – Когда он учился в Принстоне, то три года подряд участвовал там в турнире «Золотые перчатки» от Нью-Джерси.
– Наверное, вы, Никки, считаете меня ужасным варваром. Но уверяю вас, мы не пользовались цестусами.
– Цестусами? – спросил Итан. Он сидел совсем рядом со мной, и его нога касалась моей.
– Кожаные ремни, усеянные металлическими шипами, – пояснила я. – Их обматывали вокруг кистей рук древние греки и римляне. Таким образом они превращали свои кулачные бои в кровавый спорт.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил Итан. – А я-то поначалу думал, что «Золотые перчатки» – это название группы певцов а капелла[35].
– Один человек научил меня боксировать. Это было много лет назад. Видимо, кое-что из того, чему меня тогда учили, так и осталось в моей голове.
Итан улыбнулся:
– А почему он научил тебя именно боксу? Он что-то имел против футбола?
В ответ я слегка усмехнулась:
– Он просто хотел, чтобы я перестала избивать мальчиков в школе.
К нам подошел Лоренс, держа в руках два бокала рубинового «Негрони» со льдом. Один бокал с аккуратно насаженным на край завитком апельсиновой кожуры он вручил мне, а второй рассеянно отдал Итану, по-прежнему не сводя глаз с меня.
– Бокс в сочетании с книжным магазином. Никки, вы не перестаете нас удивлять.
– Думаю, мне крупно повезло, – согласился Итан.
Я ласково молча сжала его колено, не припоминая, когда в последний раз делала что-то подобное. Например, сжимала чье-то колено или нежно касалась кого-то как бы невзначай. Это было приятно. И естественно.
– А чем занимаетесь вы двое? – спросила я.
– Я преподаю в Калифорнийском университете историю, а Кэтлин – французский язык и литературу, и все еще чешем в затылке, пытаясь понять, каким образом мы в конце концов очутились в трех тысячах миль к западу от тех мест, где начинали.
– По-моему, в этом виноваты кембриджские[36] зимы, – сказала Кэтлин.
Лоренс улыбнулся:
– Так оно и есть. Холодные ветры Новой Англии[37], можно сказать, перенесли нас на другой конец страны.
– Гарвард? Магистратура? Там вы и познакомились?
Они только что совершенно определенно дали мне это понять. Гуманитарные науки плюс Кембридж равняется Гарвард. Но не сказали мне прямо. Я уже замечала подобную склонность за уроженцами Восточного побережья.
