Спасти Сталина - [42]

– Но это же склад Семенова!

– А у нас есть показания Семенова о том, что это именно вы являетесь руководителем диверсионной группой и именно вы отдали ему приказ взорвать цех выпечки хлебобулочных изделий, чтобы сорвать план производства хлеба и создать недовольство среди населения города и области.

– Чушь! Я сам, вместе со своей группой шёл на задержание гражданина Семенова!

– Вы это сделали, когда поняли, что вас скоро разоблачат и тогда решили сдать Семенова, в надежде, что тот будет молчать о вашей роли в подрывной деятельности. Говорите! На кого вы работаете?! Какая иностранная разведка отдаёт вам приказы?!

– Я ещё раз повторяю: я не причастен ни к одной из иностранных разведок. Я гражданин Советского Союза и на её врагов не работаю, – не повышая голоса ответил Пётр.

– Ну, хорошо! Вы сами не оставляете нам другого выбора!

Видимо майор сделал знак своему сержанту. Ибо тот отделился от стены, которую до этого момента с равнодушным видом подпирал; размял свою бычью шею; похрустел костяшками пальцев и без замашки нанёс удар в голову Петра, но… промахнулся. Он с удивлённым видом посмотрел на задержанного. Видимо, это у него случилось первый раз в его жизни!

– Тарасенко! Мне что тебя учить, как вразумлять заключённых! – недовольно рявкнул майор.

– Не заключённого, а задержанного, майор, – не на тон не повышая голос поправил Пётр.

– Молчать! Я вас не спрашивал и не вам указывать мне на терминологию! – завизжал майор. – Тарасенко!

Сержант резким ударом ноги выбил из-под Петра табурет и хотел по привычке тут же, кованным сапогом нанести ему удар в живот, но вновь промашка. Мощный удар прошёлся мимо, так как задержанный успел в кувырке уйти в сторону, а в тот момент, когда сержант поднял ногу для удара, опер подсёк ему вторую. Грузное тело палача рухнуло на каменный пол. Он сильно ударился копчиком и застонал от боли. На время потерял ориентацию и тут же получил удар ногой в челюсть. Голова его резко мотанулась из стороны в сторону, и он обмяк.

Майор выскочил из-за стола и стал нервно хвататься за пистолет, но он так разволновался, что никак не смог совладать с кобурой, а Пётр уже был рядом с ним и нависал над его тщедушным тельцем всей своей стокилограммовой массой.

– Не балуй с оружием, майор, а не то ненароком ещё застрелишься, – спокойно произнёс Пётр. – Конвоиров зови! Надоело мне с тобой уже разговаривать!

Задержанный был в наручниках, но майор только что своими глазами видел на что он способен и от этого ему стало сильно не по себе. Он дрожащей рукой пошарил под своим столешницей и, наконец, нашёл кнопку вызова. Нажал и долго держал её, не в силах оторвать взгляд от обезображенного ожогом лица Петра.

В кабинет ворвались двое конвоиров. Они с непонимающим видом уставились на лежащего без сознания сержанта. Майор с раздражением посмотрел на них и заорал:

– Что стоите, остолопы?! Отведите задержанного в камеру!

Пётр пошёл к двери, но на пороге остановился. Оглянулся и внимательно посмотрел на майора. Тот в это время нервно отирал носовым платком вспотевшее лицо. «А всё-таки ты санкции на мой арест от своего руководства не получал, совсем не товарищ майор!». – подумал Пётр и вышел из кабинета. Его снова отвели в камеру. Несмотря на предупреждения конвоира, он лёг на нары и, лежал отвернувшись к стенке. Он слышал, как ещё не раз конвоир открывал глазок, смотрел, чем занимается задержанный, но в камеру к нему не входил. Даже замечаний не делал. «К чему бы это?», – усмехнулся Пётр и незаметно для себя уснул. Чисто армейская привычка спать, когда появляется на то возможность. Ведь кто его знает, когда в следующий раз снова можно будет спокойно отдохнуть. Принесли ужин. В алюминиевой миске, в непонятной жиже плавало что-то не менее понятное. Ночь прошла на удивление спокойной. Никто Петра не беспокоил, на новые допросы не водили. Разбудил его лязг открывающейся двери.

– Задержанный, с вещами на выход!

– У меня нет вещей! – поворачиваясь лицом к орущему «вертухаю» машинально ответил Пётр.

– Разговорчики! Подъём, задержанный! На выход!

И снова команды: «Стоять! Лицом к стенке! Пошёл», но пошли они не в сторону кабинета майора, а совсем в другую. Туда откуда Пётр привели в камеру. Он был удивлён, но ему вернули его наган, кошелёк, ремень и одежду, которую он сдал, когда попал в этот не совсем гостеприимный дом.

Пётр вышел на Шпалерку из ДПЗ, или как в народе его называли: «домой пойти забудь!» и оглянулся. К нему бежали Сенька и Жорка. Подбежав, они радостно похлопали его по плечу. Пётр и сам был рад встрече со своими новыми друзьями. В этом неспокойном, послевоенном Ленинграде он пока не успел обрести себе друзей, кроме тех, с кем общался по службе, хотя он особо и не пытался с кем-либо ещё подружиться. «Как там мой Василий в родных двухтысячных поживает?», – подумал опер.

– Привет, Пётр! – в один голос поприветствовали его Жорка и Сенька. – Нас Иван Михайлович послал тебя встретить, но мы бы и сами без его приказа пришли!

– Спасибо, ребята! – ответил Пётр, тронутый их искренностью.

– Ты не нас, ты Ивана Михайловича благодари! Это он нажал на нужные кнопки где-то там наверху! – важно произнёс Жорка и ткнул пальцем в небо. – Как ты сам-то?