Спасти Сталина - [39]

Овчарка понюхала руки диверсанта, вновь оскалила пасть, а потом залилась громким лаем.

Семенов от страха даже забыл про свою рану и опасливо поджал ноги.

– Он, товарищ старший лейтенант! – прокомментировал поведение собаки сержант. – Верный учуял запах взрывчатого вещества на руках задержанного.

– Вот и прекрасно, а теперь поедем с твоим умным псом к его дому, а затем и сходим к пруду. Не хочешь, Семенов, нам добровольно выдать место, где ты хранишь взрывчатку? – спросил Пётр.

– Вам надо – вы и ищите! – огрызнулся бандит.

– Ну что же, так и запишем: задержанный отказывается сотрудничать со следствием! Но ничего, нам Верный всё покажет! Правда, Верный? – на что опер получил в ответ оглушительный лай собаки.

– Верный согласен! – с гордым видом за своего умного питомца, перевёл его лай на русский язык сапёр.

– Менты поганые! На всё у вас свои ментовские выверты имеются! – тихо прошипел Семенов, получше пристраивая раненую ногу. – Ничего-ничего кое где у нас тоже свои люди имеются. Так что, не долго тебе, мент поганый, радоваться осталось!

Пётр слышал ворчание бандита, но не придал ему какого-либо значения, а лишь улыбнулся. Он подмигнул маленькой девочке, которая тихо сидела в дальнем углу автобуса, прижавшись к плечу Жорки. Для него сегодня было важно спасти невинную детскую душу и ему это удалось. А что может быть на свете важнее жизни ребёнка? «Ради них, будущих граждан нашей необъятной страны, и воюем!», – подумал Пётр, садясь за руль автобуса.

Глава 9. Майор МГБ

Группа Петра вернулась в отдел уже поздно вечером, но с хорошим уловом. В укромном месте, недалеко от пруда они обнаружили хорошо замаскированный склад взрывчатки и огнестрельного оружия.

– Молодцом, старший лейтенант! Такой арсеналище твоя группа выявила! – взволнованно ходил по своему кабинету Иван Михайлович. – Это же сколько людей могли бандиты убить этим оружием! Сколько вреда нанести нашему родному городу!

Время от времени он с уважением поглядывая на молодых ребят, скромно сидящих у него за столом.

– Если бы не сапёр со своей собакой, то не видать бы нам этого схрона оружия, как своих ушей, – без тени лукавства ответил Пётр.

– Ладно-ладно, не скромничай! А кто придумал применить для поиска преступника обученную на выявления взрывчатки собаку. Моё представление на тебя о награждении уже ушло наверх! Я полагаю, что вместе с тобой будут достойно отмечены все ребята твоей группы. Они тоже участвовали в деле и достойны награды. В список награждения я включил и сапёра.

– Служим Советскому Союзу! – встав из-за стола и повернувшись лицом к начальнику отдела, ответил за всех разом Пётр. – И спасибо вам, Иван Михайлович, за заботу о личном составе!

– Запомни, командир по уставу обязан заботиться о своих подчинённых! Ладно, на сегодня всё, а теперь по домам – всем отдыхать! Сегодня вы вполне заслужили полноценный отдых в домашней обстановке!

Ночной, послевоенный Ленинград спал. Он отдыхал после напряжённого трудового дня. Его сон охраняют сотни людей в форме и без неё, которые по долгу своей службы стоят на страже порядка в героическом городе. Пётр возвращался домой по Невскому. Тусклые, редкие фонари бледными пятнами неуверенно освещали ему дорогу. Ещё далеко до того времени, когда в ночное время его город будет залит огнём яркой иллюминации, но Пётр знал, что это время непременно наступит. Нужно только потерпеть, пока истощённый войной город вновь наберёт свою былую силу и расцветёт в ореоле непередаваемого шарма своей великой истории.

Сегодня никто не помешал Петру спокойно добраться до дому. Мимо него проехал постовой на мотоцикле. Правда уже другой. Тем не менее он признал Петра и, когда поравнялся с ним, уважительно козырнул. «Уже становлюсь знаменитым. Даже документы у меня перестали проверять!», – усмехнулся Пётр.

Завернув с Литейного в тёмный «колодец» своего родного двора, который освещался лишь одной неяркой лампочкой над дверь подъезда, он бросил взгляд на свои окна. Они были темны. Вошёл в подъезд, поднялся на свой этаж. Вставил ключ в щеколду входной двери и не сразу повернул его. Он подумал, что сегодня дома его никто не ждёт. Ещё не успевшая повзрослеть мать не встретит его у порога. Ему стало немного грустно. Он уже успел привыкнуть, что в те редкие вечера, когда ему всё-таки удавалось ночевать дома, его ждала его будущая мама. Но сейчас она была далеко от него. «Как она там в детском доме?», – подумал Пётр и повернул ключ.

Он уже обжился в послевоенном Ленинграде. Успел привыкнуть и к старым выключателям, и тусклому свету лампочек, и к репродуктору, который обязательно с утра разбудит его гимном Советского Союза; и к шипению примуса, и к тому, что на столе у него нет тех разносолов, которыми богато его время. Нет телевизоров, нет компьютеров, и много чего ещё нет, но есть люди. Люди, искренне болеющие и переживающие за свою страну; готовые в любую минуту встать грудью на её защиту. И ему было комфортно находиться здесь, среди таких людей и бороться с нечистью, которая мешает городу дышать полной грудью. Он всё реже и реже вспоминал о своём времени, где уже нет его матери, нет его жены. Времени, где его жестоко предали и безжалостно выкинули со службы. Теперь он был нужен здесь. Этому жестокому, но, по-своему, прекрасному времени, когда каждый день – это крохотный шажок к лучшей жизни и Пётр был рад тому, что и его скромный труд приближает это лучшее завтра.