Спасти СССР! - [11]

Критически оглядев себя в зеркале, усмехнулся – снизу и сверху загорел, а посередке – «всех румяней и белее». Шлепнул по животу – «кубиков» пока не видать, но хоть плоский…

Искупавшись, обтеревшись до скрипа, я помыл ванну, заодно обсыхая, после чего оделся.

Вовремя. Клацнул замок, и сразу послышался папин голос:

– А чьи это? Так-так-так! В семье пополнение!

– Это Мишенька вернулся! – похвасталась Настя.

Я улыбнулся с нежностью. Наверное, впервые в жизни сестренка назвала меня Мишенькой.

Собравшись с духом, покидаю совмещенный санузел, предстаю перед отцом – и не понять, то ли после ванной озноб пробирает, то ли это нервное. Папа смотрел на меня, склонив голову к плечу, и улыбался. Я отвык видеть его таким – молодым, здоровым, в самом расцвете сил. Отец весьма фотогеничен, а когда надевает свой костюм, то может прикинуться хоть модным режиссером, хоть дипломатом – ему поверят. Но на работу или в баню он ходит в своей любимой гимнастерке и в болгарских джинсах «Рила».

– Вернулся, блудный сын! – довольно сказал папа.

– Весь тут, – развел я руками.

– Давно приехал?

– Да только что, полчаса не прошло.

Отец неловко обнял меня, обдавая запахом распаренных веников.

– Ну, как тебе отряд? – преувеличено оживленно спросил он, будто стесняясь проявления чувств.

– Да нормально. Народ подобрался что надо. Многие, кстати, помнят комиссара[5] Гарина!

– Да, были схватки боевые… – мечтательно сощурился папа.

– Мойте руки, – скомандовала мама из кухни. – Будем ужинать!

– Яволь, майне либе![6] – браво отозвался отец и приглушенно сказал для меня: – Мама обещала борщ сварить, как ты любишь – с белой свеклой[7], но без сала.

– Давненько я его не пробовал! – вырвалось у меня, но папа понял мои слова по-своему.

– Бедный! Два месяца без борща!

Женщины в доме суетились вовсю, но это была та суета, которая не раздражает – живая и радостная.

– Привет семейству! – весело поздоровался отец, входя на кухню и закатывая рукава. Мама тут же подставила щеку для поцелуя.

– Понюхай! – сказала она загадочно.

Папа чмокнул ее и честно принюхался.

– А что это пахнет?

– Это я пахну! – призналась мама.

Мой выход.

– Пап, держи, – сказал я, протягивая «Жилетт».

– Ух ты… – отец достал из блока пачку лезвий, распаковал. – Вещь! Сегодня же побреюсь по-человечески!

– Ну, всё, садитесь! – скомандовала мама.

В меню было пюре с котлетами, салат и творожная запеканка на сладкое. Борщ решили оставить до завтра – нечего, мол, жидким на ночь наедаться. Впрочем, «сутошный» даже вкуснее.

Я тут же воспользовался расширенными функциями организма, чтобы умолотить две пахучие, поджаристые котлеты с кучей гарнира. И еще для десерта место осталось.

Чудесный возраст!

Хорошенько позвякав вилками да ложками, все понемногу насытились, и за столом пошел разговор.

– Всё, – бодро сказал папа, переложив к себе на тарелку основательный кусок запеканки, – Мишка возвернулся, можно ехать!

– А-а… – начала было мама, но под строгим папиным взглядом увяла. – Ага…

– Мы же уже, кажется, обо всем переговорили! – с нетерпеливой досадой заметил отец.

Чувствуя холодок, я начал свою сольную партию, импровизируя на ходу.

– Пап, а можно я тут останусь?

– Где тут? – не уразумел папа.

– В Первомайске, – хладнокровно пояснил я. – Буду жить у дяди Вовы, заодно и присмотрю за ним.

Отец не разозлился на мои слова, он растерялся. А мама с силой сжала ладони, держа их на коленях, словно боясь захлопать от радости.

– Ты не хочешь ехать? – пролепетала она.

– Нет, – спокойно сказал я.

– А… почему?

– Мамочка, сама подумай: зачем мне уезжать? – рассудил я. – Мне еще два года учиться, так лучше же вместе со своим классом, а не с чужим, и в моей школе, где я всех знаю и меня знают. А потом мне надо будет поступать в вуз! Так Москва от нас рядом почти, а из Владивостока до нее неделю поездом телепаться. Близкий свет!

Мама прижала руки к груди и жалобно заговорила с мужем:

– Петечка, давай не поедем? А? Всех денег все равно не заработаешь!

Отец свирепо засопел.

– Пап, а ведь ты и сам не хочешь уезжать, – я поиграл вилкой, притворяясь, что выискиваю кусочек повкуснее.

– Да ну? – буркнул папа, зыркнув на меня исподлобья.

– Да-а! – сказал я убежденно. – Ты же прекрасно понимаешь – рядом Киев, Москва, Ленинград. Научные столицы! А Владивосток – научная глубинка.

– Да что вы на меня насели! – раздраженно сказал отец. – Я же для вас стараюсь! Не хотите уезжать, ну и не надо! Всё, остаемся!

Мама не выдержала, наконец, и захлопала в ладоши. С чувством поцеловала надутого «Петечку», выудила бутылочку армянского коньяка и мигом плеснула в две рюмки.

– А детям не полагается! – пропела она.

Отец, смиряясь, со вздохом поднял свой сосуд, и рюмки празднично звякнули.

– За нас! – засияла мама.

Употребив, папа подобрел, а я подмигнул Насте. Сестренка неуверенно улыбнулась – видать, всем подружкам уже раззвонила, что не в школу пойдет, а двинет на поезде через всю Азию.

Мама же, будучи мудрой женщиной, решительно закрепляла успех.

– Петь, – журчала она, подкладывая отцу салат, – там Вальцев звонил, сказал, что завтра привезут… я себе записала… Вот! «Аппаратуру сопряжения к БЭСМ-6»[8]