Спасти президента - [28]

Эмир Джихада был расстроен и раздражен. Еще бы, операция, которая так хорошо началась, вдруг начала трещать по швам. В тот момент, когда он готов был торжествовать победу, его постигло тяжелейшее поражение, какого не случалось до сих пор.

Путем немалых денег и сложной интриги ему удалось забросить десант афганских коммандос на территорию Пакистана. В помощь пакистанцам он отправил едва ли не половину своих людей. Противник там был серьезный, элита афганской армии. Тех, кто остался с ним на базе, должно было с лихвой хватить, чтобы справиться с кучкой американских морпехов. Те наивно полагали, что контролируют единственную дорогу, и, неожиданно для себя, превратились из охотников в дичь.

И вот, когда победа была в руках, она вдруг превратилась в поражение. Появившийся неизвестно откуда вертолет смешал все карты и спутал планы. Он нанес непоправимый ущерб. От полноценной бригады мужественных бойцов остались лишь жалкие крохи деморализованных и перепуганных трусов.

Впрочем, он бы сумел заставить драться даже стадо овец. Но и тут его перехитрили. Когда он отвел людей в глубь пещер, чтобы в безопасности переждать артобстрел, без которого штурм такой крепости был бы просто безумием, ему ударили в тыл. Он даже подумал, что это афганские коммандос сделали невозможное – прорвали окружение и атаковали пещеры с тыла. Пока перебрасывал людей, пока выяснил, что это всего-навсего ничтожная группка русских диверсантов, стало совсем плохо. Во-первых, русские оказались настоящими терминаторами и просто перемололи всех, кого встретили на своем пути. А во-вторых, американцы под шумок подобрались к пещерам с севера и ворвались внутрь. И теперь сражение превратилось в хаос истребления, из которого Эмиру Джихада и его бойцам не было спасения.

Дверь в кабинет открылась, впустив шум боя и красавицу мулатку лет двадцати. Ее движения отличались кошачьей грацией, но в то же время в них ощущалась недюжинная сила. Несмотря на кипящее поблизости сражение, лицо красотки было холодно и невозмутимо.

– Что там, Багира? – спросил вошедшую хозяин кабинета.

В ответ она лишь покачала головой и ткнула пальцем в экран на стене.

То же, что и здесь, только звук громче. И запах сильнее.

Эмир Джихада принялся нервно теребить свою козлиную бородку.

– Мы долго не продержимся. Помощи не будет. Думаешь, это конец?

Она кивнула.

Эмир Джихада поднялся из-за стола.

– Ты знаешь, что надо делать. И не забудь про заложников. Они больше не нужны.

Багира снова молча кивнула и вышла из кабинета.

Она родилась где-то на границе Сомали и Эфиопии. Местные женщины отличаются редкой, необычной для негритянок красотой. Мать ее работала в итальянском госпитале, отцом был белый, которого она никогда не видела.

Мать погибла, когда на госпиталь напали сомалийские бандиты. Багира убежала и долго скиталась, пока не очутилась в небольшой деревне. Приютившая ее женщина оказалась доброй и набожной мусульманкой. Но когда она узнала, что девочка не обрезана в соответствии с правилами, то с негодованием потребовала немедленно провести операцию. Этого же требовал и мулла.

Когда Багиру притащили в грязную палатку, чтобы провести варварский и поистине садистский обряд клитеротомии, она успела захватить с собой последнюю память о матери и ставшем ей родным домом госпитале – большой скальпель. Этим скальпелем она для начала прошлась по рукам тех, кто ее держал, а потом всадила его в живот мулле. И убежала.

Она снова долго скиталась. В основном ее пристанищами были лагеря бежнцев, брошенные хижины и придорожные заросли. Питалась чем попало. Так она прошла всю Африку с севера на юг. И везде видела одно и то же – разруху и руины былой цивилизации. В Сомали это были развалины городов, построенных итальянцами, в Мозамбике – португальцами. В меньшей степени это касалось Кении и Танзании, но даже в развитой ЮАР ощущались увядание и наступление упадка.

Багира ненавидела черных за их лень, дикость и бессмысленную жестокость. Белых она также ненавидела, поскольку не могла им простить ни того, что они бесцеремонно вмешались в жизнь африканских народов, ни того, что столь же бесцеремонно бросили их.

Но больше всего она ненавидела арабов и их религию. Причиной тому было то, что именно они помогли ей подняться из грязи, в которой она тогда пребывала, и сделали из нее то, чем она стала сейчас. Машину смерти.

И сейчас, закрыв за собой дверь кабинета, она не смогла сдержать злорадной улыбки. Впрочем, уже через секунду ее лицо снова приняло холодное невозмутимое выражение. Она извлекла из кобуры на поясе огромный хромированный пистолет – это был израильский «Дезерт Игл», взвела затвор и направилась в ту сторону, откуда доносился шум боя.

* * *

Поручик перевел дыхание. Второй натиск духов оказался еще сильнее, чем первый. Третий же вообще превзошел по ярости оба предыдущие. Пришлось пустить в ход гранаты, рискуя обрушить свод и стены.

Видимо, в этот отчаянный бросок духи вложили все силы. И сломались. Убитые устилали пол тоннеля, оставшиеся в живых побросали оружие и сложили руки на затылке. Тут Поручик растерялся, чего с ним не случалось в бою. Он понятия не имел, что делать с пленными. К тому же не было гарантии, что все сдавшиеся безоружны. Вдвоем с Птенчиком он никак не мог контролировать всех пленных.