Спасти и сохранить - [4]
Бог был не похож на Марса с тех барельефов. Да и то: разве ж камнетесу паршивому понять, какой он… А тут сразу видно: Бог. Такой весь… Э, да что тут говорить! Бог — он Бог и есть, это дело ясное. Мощь.
— Что, Гней Сервилий, — сказал ему Бог. — Готов ли ты?
Сжатая в кулак ладонь сама метнулась к сердцу. Был бы щит на месте — от бронзового звона оглохли б стены. Как готовым не быть, когда Ему, самому Ему надобно! Когда в теле сила молодая, лёгкая, когда…
— Вижу, готов. Тогда слушай.
Спустя несколько мгновений старый центурион в недоумении был готов растеряться. Да как же так! Зачем? Где это видано: его, двадцать лет беспорочно служившего богам и императорам, его?… За что?!! И понимал ведь при этом: сделает. Еще раз сдохнет — а сказанное исполнит. Бог говорит. Значит, надо.
Гней Сервилий никогда не обсуждал приказов.
Второй
Свет. Господи Всеблагий, сколько света вокруг! Значит, вот он какой, Рай! Твёрдо уповал я на Господа и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой, — пришел на ум памятный с детства стих. Хорошо-то как! Вот что Ты, Господи, уготовил павшим за веру Твою!
Душа Гвидо фон Тирпенау ликовала. Вокруг был Свет, ничего, кроме Света, Светом были чудесные деревья и травы, невиданные животные, и сам он был Светом, потому, что ничто иное не могло находиться здесь. Поддавшись порыву, павший рыцарь затянул Песню Радости, что пелась в их церкви по великим праздникам. Голос Гвидо, давно уже, к немалой гордости обладателя, ставший по-мужски грубым, зазвучал звонко, словно в детстве — и вдруг разделился, рассыпался множеством ручейков, каждый из которых выводил ту же мелодию. «Ангелы подпевают…» — с благоговением подумал рыцарь. — «Может быть, я теперь тоже….»
«Не сразу» — прозвучал где-то внутри Гвидо мягкий, неизъяснимо прекрасный голос.
Перед ним, проявляясь, выступила фигура. Светлая на светлом, она не сливалась с окружающим, но не была и вне его. Она… Нет таких слов в земных языках, чтобы описать её… Гвидо замер.
Конечно, не сразу. Кто он тут, среди сонма праведников! Подумаешь, погиб в крестовом походе… Такие, наверное, сюда сотнями попадают. Не всех же — сразу в ангелы… Гвидо и в рыцари-то посвятили лишь после первого подвига. Да только что здесь те подвиги и та слава…
— Господи! — взмолился он. — Дай мне дело, достойное моей любви к Тебе! Что должен совершить я во славу Твою?
«Хорошо, рыцарь».
Отовсюду звучащий голос проникал в сокровенные глубины души.
«У Меня есть служба для тебя и нужен ты Мне. Но служба Моя тяжела».
– Да будет воля Твоя, Господи.
Гвидо не колебался. Сейчас он готов был в одиночку броситься на сарацинское войско, отправиться в бесконечный поиск Чаши, вызвать на поединок дракона… И когда славный немецкий рыцарь понял, что ему предстоит совершить, он лишь склонился в смирении, тщетно пытаясь скрыть растерянность.
Неисповедимы пути Твои, Господи!
Третий
Было темно, но совсем-совсем не страшно. Серёжка осмотрелся. Интересно, где это он? Почему-то казалось, что темнота вокруг существует лишь для него, что где-то рядом — яркий-яркий свет, ярче и ласковее того, южного, которым ему запомнился Крым, когда они с мамой ездили на море. Серёжка словно оказался в том плотном чёрном конверте, где фотограф дядя Костя хранил ещё не проявленные пластины. Ему очень захотелось выбраться из этого противного конверта, подставить лицо под теплые солнечные лучи, искупаться в них.
Лишь Серёжка подумал о солнце, как вокруг стало светлее. Он знал, что стоит оглядеться — и ему откроются самые необыкновенные картины. Но разве можно было сейчас глазеть на всякие чудеса! Ведь навстречу шла мама.
Он уже давно не видел маму такой красивой, только во снах. Последнее время она сильно уставала на работе: с началом войны на заводе совсем не осталось мужчин. У неё появились противные, вызывающие в Серёжке тихую жалость, морщинки и первая седина. А сейчас мама была такая же молодая, как в самых ранних его воспоминаниях.
– Мамочка! — закричал Серёжка, бросившись к ней.
— Сынок… — мама обняла сына, притянула к себе, ероша его волосы. — Вот где свиделись…
Серёжка понял.
— Мама… Мама, ты… тебя тоже?
Она чуть виновато вздохнула.
— Так получилось, сынок. Зима в Ленинграде была страшная. Многие теперь здесь.
— А я… — Серёжка запнулся, подбирая слова. Он хотел рассказать о своём единственном бое, о Первом Номере Владимире Степановиче, о…
— Я знаю, сынок. Я теперь всё знаю.
Он верил ей. Он всегда верил маме.
— А мы победим?
На мамином лице появилась слабая улыбка.
— Конечно. Не скоро ещё, но обязательно победим. Только знаешь… — она чуть помедлила. — Эта война ведь не последняя. Ещё будут войны. Будет и самая главная.
Мама замолчала. Серёжка тоже молчал, желая и не смея задать мучительный вопрос.
— Мама, а нельзя сделать так, что бы никто больше никогда не воевал? Что бы все жили мирно и были добрыми?
— Можно. Но для этого нужно победить в Последней войне. В войне, после которой не останется зла. А для этой войны нужны очень добрые солдаты.
— А… — Серёжка задохнулся от накатившей на него волны. — А мне можно? Я добрый, правда, добрый. Ты же знаешь!
— Конечно. Но сначала…
«…Правда, я – не человек.Стреноженный силами, многократно превосходящими мои, я влачу свое существование в безвременном нигде, в котором нет даже пустоты, и самая мысль моя – не скованная, вольная, – обречена рассеиваться в этом «нигде», так и не встретив благодарной упругости, могущей возвернуть ее мне. И тогда, на пике отчаяния, в пароксизме одиночества – я придумал его: нелепого, несуразного, состоящего сплошь из отрицающих счастие частиц, только для того лишь, чтобы изголодавшиеся сенсоры моей души смогли поймать тот отзвук, ту тень, что одна лишь и способна подтвердить факт нашего существования.
Вторая половина двадцать восьмого столетия. Ведомое искусственными интеллектами по межзвёздной дороге человечество столкнулось с угрозой чужих. В пространство уходят сплетённые роевыми интеллектами звездолёты. Со всех уголков государства человека и машины поступают рекруты, чьи тела и разумы перекраиваются в боевые автоматы. Среди этих добровольцев оказывается Алекс Морган, всю жизнь искупающий вину своих предков на ледяных пустошах внешней Солсистемы. Теперь ему предстоит встать на защиту построенной ИИ системы ради свободы своей семьи.
Эмме 30 лет, она одинока и уже отчаялась найти парня. Она проснулась этим утром, не ожидая ничего, кроме очередного вечера неудачных экспресс-свиданий. Но теперь у нее есть новое оружие в поисках Того Самого. И оно сделало ее почти совершенной.Гвэн Купер проснулась этим утром, ожидая неожиданного. Как всегда. Она пошла на работу и нашла скелет за столиком на двоих и коллегу в удивительно гламурном платье. Идеально.Янто Джонс проснулся этим утром, совершенно ничего не помня о прошедшей ночи. Он пошел на работу, где вызвал смех, подозрение и даже ревность.
Он не помнит ничего о себе. Вокруг незнакомые рожи, гоблинские рожи. Раздолбанные хижины и начальная Управа за спиной. Но сам мир зовёт к приключениям, а внутренний голос обещает победу. Разве он может отступить? Нет. И пускай Твердыня изменится, встречая нового Героя.
В международном агентстве «Люди в Черном» назревает реальный кризис. «Крот» в рядах агентства помогает агрессивной расе инопланетян, известной как Рой, ввергнуть Вселенную в хаос.Эта миссия заставит агентов помотаться по земному шару: из Лондона в Марокко, а оттуда – на Эйфелеву башню.А значит, нужны двое агентов, способных видеть правду там, где другие не могут ее разглядеть, чтобы победить Рой, выявить предателя и спасти Вселенную.
В Цитадели, многоэтажном городе будущего и настоящем оазисе технологий, линзы дополненной реальности раскололи общество надвое.Кайтен Винг – архитектор в одной из лучших корпораций города.У нее есть парень мечты и блестящая карьера, а единственный источник тревог – странный вирус в ее дополненности.Джун – неудачливый киберпреступник. Он пытается бороться с несправедливостью, но цепочка захлестнувших Цитадель убийств заставляет его изменить планы.С каждым днем жизнь в Цитадели все больше напоминает войну.
Это — игрушечный боевик. Попытка понять и описать то, что чувствуют и как живут те фигурки на наших мониторах, с которыми мы играем в «стрелялки»… Мы привыкли делить мир на своих разведчиков и чужих шпионов. А если они все свои?