Спасителей не выбирают - [20]

Хаггар банально заблудился и запутался и уже сам не знал, с какого конца браться за этот клубок противоречивых мыслей и чувств. Хотелось избавиться от доброй их половины, просто выбросить лишние воспоминания и эмоции, стереть лицо и нарисовать новое, чужое, никак не связанное со всем, что он помнил.

Он не мог — или просто боялся — сформулировать это, но всем своим существом мужчина ощущал неправильность. Неправильность не отдельных поворотов и событий, а всей жизни, начиная с самого рождения, как будто уже тогда он сделал что-то не так и вся жизнь покатилась под откос, даже не успев встать на нужные рельсы. Дальше ошибка накладывалась на ошибку, и на кривом фундаменте выстроилось скособоченное здание, которое по всем законам не могло существовать, но почему-то существовало.

Ошибочность каких-то поступков он понимал, но изъян лежал глубже. Чтобы пожелать или не пожелать исправить, его для начала стоило бы найти и осознать, а Хаггар попросту не знал, что и где искать. Может, кто-то мудрый со стороны, вроде бога, и сумел бы найти проблему, и даже решил ее. Но богам теневик больше не верил.

Идея пришла утром, пока он лежал в полусне, ожидая, когда солнце поднимется выше, заглянет в бухту, и можно будет идти на промысел.

Если для него нет места здесь и сейчас, логично поискать оное где-то еще, хоть бы даже в другом мире. Пусть никто никогда не делал подобного, но существование иных реальностей доказано, а вот невозможность путешествия между ними еще никто доказать не сумел. Пусть подобное называют прерогативой богов, пусть не верят, но он хотя бы попытается. А если погибнет, пытаясь, это будет хорошая смерть.

Приняв решение, он вдруг почувствовал почти забытую легкость, какой не ощущал, пожалуй, с юности. Единственная ясная цель и никаких сомнений — редкое, уникальное, удивительное ощущение!

Но для начала стоило отомстить. Не королю и преданным ему людям, которые перевернули привычную жизнь с ног на голову, — какое дело до политики тому, кто намерен шагнуть за грань? Другому, достойному смерти как никто. Пусть это будет прощальный подарок миру. Либо он умрет, пытаясь воплотить одну из двух невероятных задумок, либо все сложится так, как мечтается.

В любом случае терять ему в самом деле больше нечего.

Единственное, что оставалось неизменным, была боль. Междумирье как будто заживо сдирало кожу, иглами впивалось под ногти и скручивало внутренности в тугой узел. Боль никуда не уходила, порой обострялась или становилась глуше, будто брала передышку, но неизменно следовала за ним. Он даже, кажется, привык к ней и сумел смириться.

Кроме того, физическая мука не шла ни в какое сравнение с чем-то необъяснимым, нематериальным, клубящимся глубоко внутри — там, где прежде жила магическая сила и где жалась в комочек душа, испуганная и отчаянно стремящаяся прочь из этого Ничто. Это ощущение не получалось назвать болью, но оно было много хуже. То, что составляло основу его «я», рассыпалось на составные части и склеивалось во что-то другое, чуждое, непонятное. Вроде бы и похожее на себя изначальное, но — иное. Более правильное?

Врожденное увечье, незаметный глазу дефект истаивал, сглаживался, зарубцовывался. А боль…

Рождаться заново — всегда больно.

1401 год от Великого Раскола

Окраина Есила, предгорье Ничейных гор

Ничейные горы вытянулись вдоль всего континента от края до края, неприступной стеной защищая равнины от морей, омывавших узкую длинную ленту суши с северо-запада — ласковых и тихих летом, но жестоких и бурных зимой. Если родина Вераса, Рубер, располагалась на северо-востоке, то нынешнее прибежище замыкало юго-западную оконечность обитаемого материка — бежать дальше было некуда. Благо образование Хаггара включало в себя и всестороннее изучение языков, поэтому есил-та, местное наречие, он знал. Может, не в совершенстве и произношение оставляло желать лучшего, но своих учителей и покойного отца, столь основательно подошедшего в свое время к образованию наследника, маг вспоминал добрым словом.

Недавнее безумие войны всех против всех зацепило это сонное царство лишь краем. В Есиле больше других богов почитали Воздающего, а прочих вспоминали очень редко, только по важным праздникам. Местные уроженцы полагали, что нынешняя жизнь — это испытание, которое нужно пройти с честью, и тогда справедливый бог отмерит благодати полной чашей. А что сейчас пальцы выглядывают сквозь дыры в ботинках — так это мелочи, временные неудобства.

Понятно, не все аборитены придерживались подобного мнения, многие предпочитали жить в свое удовольствие уже сейчас, но общая философия оказалась Хаггару на руку. Здесь мало интересовались прошлым людей, гонениями на поклонников Незримого, ввиду почти полного отсутствия оных, не злоупотребляли, любили неторопливые разговоры под пузатую чашу вина. Жизнь текла размеренно и неторопливо, как местные широкие полноводные реки, укутанные по берегам в бескрайние виноградники, и местный более ровный и мягкий, чем в Рубере, климат как нельзя больше располагал к подобному ритму.

Как ни странно, в это глухое, сонное место Хаггара Вераса привели поиски информации.