Спаситель Петрограда - [36]

Шрифт
Интервал

Анна вся из себя такая расслабленная, распаренная — ванну принимала со всякими травами и полезными минералами, голову помыла настоем крапивы, и волосы у нее в огромном полотенце на голове Останкинскую башню изображают. Аня в кресло с ногами забралась, и не просто так, а вместе с прелестными полными ножками забившись под мохеровый халатик, который в обычном своем состоянии едва-едва Аннушке до середины бедра достает. Торчат из халатика розовые пяточки и филейные части, смотрит Анюта какой-то триллер, хорошо Ане: сегодня пятница, завтра не на работу…

Вдруг — звонок в дверь. Через пару секунд — опять. Аня затуманенным взором посмотрела на настенные часы — и ужаснулась. Заглянула в телепрограмму — и ужаснулась еще больше. Выскочила в прихожую, порылась в кармане своей черной кроличьей шубы, висевшей на вешалке, извлекла оттуда какую-то смятую бумажку, разгладила, внимательно ее перечитала — и только тогда ужаснулась окончательно.

А звонок-то не унимается, видимо, тот, кто звонит, по жизни упертый субъект.

Анна вбежала к маме в комнату в превеликом волнении, однако мама, сидевшая к двери спиной и чрезвычайно поглощенная своей работой, волнительного состояния дочери не ощутила и бросила через плечо:

— Аннушка, открой, пожалуйста, это Душейко, видимо, кассеты принесла, надрывается сейчас.

Дочь на мамину просьбу не отреагировала решительно никоим образом. Она подошла к маме поближе, и ласково так, с любовью дочерней в голосе, повела свой разговор издалека.

— Мамочка, ты только не волнуйся…

А в прихожей по прежнему es leutet[1].

Мамочка, погруженная в свои дела, по-прежнему безмятежно отвечала дочери:

— А я и не волнуюсь. Аня, будь добра…

— Я… — Аня собралась с духом. — Мама, я… В общем, я вышла замуж.

— Ну, вышла и вышла, давно пора… — пробормотала Татьяна Константиновна, переписывая что-то с калькулятора в блокнот, и сломала ручку пополам.

Дочка зажмурилась.

Мама медленно развернулась на своем вертящемся — звонок — «компьютерном» кресле к Ане, задумчиво помассировала свои совсем еще не поседевшие виски и спросила, уже собравшись с мыслями:

— Так куда ты, говоришь, вышла?

Сцена была достойна того триллера, который только что смотрела Аня.

— Замуж, — растерянно пролепетала она, и реклама пива «Толстяк», звучавшая в телевизоре — звонок — резюмировала ситуацию: «Мужики-то не знают…»

Теперь ужаснулась уже вся семья Абрамовых.

Звонок.

— Как это понимать? — вопрос Татьяны Константиновны относился не к звонку, а к замужеству.

— Мамочка, ты только не волнуйся.

— Анечка, девочка моя, я совсем не волнуюсь, — успокоила любящую дочь Татьяна Константиновна.

(«Меня просто мандраж колотит», — продолжила Татьяна Константиновна, но не вслух, а так, для отчета самой себе.)

— И кто же твой муж?

Звонок.

— Вот, — невпопад ответила Анюта и кивнула на дверь.

Мама посмотрела на входную дверь и в ней что-то зашевелилось. Возможно, это была прическа.

— Это он? — паника.

Звонок.

Паника.

Звонок.

Па…

Зво…

ни…

нок.

ка.

— У нас же срач в квартире, — бедная мама металась по квартире как электровеник, не зная, куда и спрятаться.

К слову: квартира Абрамовых была заботливо вылизана хозяйкой до зеркального блеска паркетных полов, однако сама Татьяна Константиновна так не считала. Она ужасно тяготилась теми двумя пылинками, что развалились под полкой для обуви, неровной складкой на — звонок — шторе, и (о, ужас) мусорным ведерком в туалете, которое уже на четверть было заполнено.

Вновь прозвенел звонок. Он вывел маму из состояния паники, она взяла себя в руки и прекратила метания, вошла в большую комнату, села на диван как заправская леди, и сказала не без восторга:

— Уже пять минут трезвонит. Упорный у тебя жених.

— Муж, — потупясь, поправила Анна.

— Ну да, ну да, муж, — как китайский болванчик закивала мама. — Как зовут-то героя твоего? И когда произошло столь знаменательное для нашей семьи событие?

Аня торопливо стала излагать:

— Геной его зовут. Гена Топтыгин, он на курс младше меня учился, но он старше меня, после армии. Мам, он хороший, красивый…

— Когда? — Звонок. — Вот зараза. Когда?

Звонок.

— Полтора года назад, — сдалась Аня.

— ????? — воскликнула теща со стажем аж в полтора года. — ?????

Звонокзвонокзвонокзвонокзвонокзвонокзвонок.

— Мама, — разрыдалась дочь. — Он там стоит уже долго, мама.

— О, господи, — вздохнула Татьяна Константиновна. — Иди, открывай.

И Анюта, вся в слезах и в растрепанных чувствах, побежала открывать дверь.

Щелкнул замок, дверь распахнулась, и тут же с воплем: «О, я только-только собирался вам позвонить, а вы уже открываете», в квартиру влетел действительно красивый высокий смуглый брюнет с напомаженными волосами и высоким, чуть-чуть с хрипотцой, но без фальцета голосом. Несмотря на сорокаградусный мороз одет он был лишь в ослепительно белый шелковый костюм, под которым зияла глухая черная сорочка с узким, похожим более на шнурок или удавку, золотым галстуком. Обут был Гена в черные лакированные туфли, которые, как чувствовал бухгалтер в Татьяне Константиновне, стоили не одну сотню даже не рублей, а по меньшей мере марок.

Двадцать лет назад Татьяна Константиновна была по профсоюзной путевке в Германской тогда еще Демократической Республике и заходила там в магазины, и видела подобную обувь. Ее не смог купить даже особист, прикрепленный к их бухгалтерской компании.


Еще от автора Алексей Сергеевич Лукьянов
Миленький

««Газик» со снятыми бортами медленно (хотя и не так, как того требуют приличия и протокол траурного шествия) ехал по направлению к кладбищу. Кроме открытого гроба, обшитого кумачом, и наспех сколоченного соснового креста, в кузове никого не было…».


Ликвидация

Петроград, 1920 год. Волна преступности захлестывает колыбель революции. Бандиты, представляясь чекистами, грабят народ — это называется «самочинка». Шайка Ваньки-Белки долгое время держит в страхе весь город. В условиях, когда человеческая жизнь не стоит ни копейки, сотрудники уголовного розыска всеми силами пытаются сдержать натиск преступников. Богдан Перетрусов, внедрённый в питерское криминальное сообщество, расследует загадочное убийство ведущего агента угро. Смерть последнего тесно связана с ограблением Эрмитажа и таинственным артефактом — Тритоном, некогда принадлежавшим самому Иоанну Кронштадтскому.


Книга Бытия

Если сикараське откусить хвост — вырастет новый. А вырастет ли у хвоста новая сикараська?


Жесткокрылый насекомый

На пороге квартиры одинокой защитницы животных Марины Васильевны, ненавидимой всем домом за то, что приваживает бездомную живность, неожиданно появляется ребенок, а затем и… дети, вырастающие из-под земли. Причем их количество увеличивается с каждым днем в геометрической прогрессии…Фантасмагорическая повесть о любви к животным и сложных отношениях с человекообразными и между ними.


Высокое давление

Забудьте всё, что вы знали о этой бригаде: в реальности всё не так, как на самом деле.Когда зла не хватает, на помощь приходят заветные слова, способные стравить излишек давления в паровых котлах народного гнева. Но что будет, если в одночасье эти слова забудут все, от Чукотки до Калининграда?Новая повесть про бригаду с «Промжелдортранса», известную читателям по повести «Глубокое бурение».


Бандиты. Книга 1. Красные и Белые

1919 год. Советская Россия объята пламенем Гражданской войны. Штаб Колчака разрабатывает дерзкую и опасную операцию по устранению одного из злейших врагов Белого движения — начдива Василия Чепаева. В прошлом обычный плотник, Чепаев владеет артефактом редкой силы, и этот артефакт способен переломить ход войны в пользу Белых. Однако в тщательно запланированную акцию вмешивается третья сила — бандиты, не признающие ни новой, ни старой власти. Кто же страшней: Белые, Красные, или бандиты?! Это предстоит выяснить главному герою — семнадцатилетнему Лёньке Пантёлкину.


Рекомендуем почитать
Непонятная война

Смешанный набор человеческих судеб, вооруженных операций и попыток разобраться, кто же на самом деле является виновником непонятной войны. В центре повествования безымянная девушка, попавшая в жернова трех враждующих держав. Книга не хронологическое описание пяти дней непонятной войны. Она нечто большее, охватывающее историю последних трех десятилетий. Вставные сюжеты — истории жизни героев — демонстрируют читателю истинную ситуацию полувека.


Мадам Лекринова

Здравствуй. Понятие не имею для чего и главное для кого я всё это написала. Вся та кучка бумажек, что ты видишь перед собой — это мой дневник. В этих записях ты прочтёшь о том, как я прожила эти месяцы в Александрограде, а также все мысли мадам Лекриновой. История разбойницы, которая была способна убить криком, обрастёт множеством мифов, но, наверное, никто не будет знать больше, чем ты. Ты в праве распоряжаться этим дневником по своему усмотрению: можешь уничтожить, а можешь распространить на весь остров святого Феодора или даже на весь мир. Мадам Лекринова.


Нелетная погода для альянса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пусть будет иначе

- Хорошо, для начала, давай с тобой выясним, какой сейчас год?   Сорок первый, - удивленно ответила Татьяна, но потом запнулась, оглянулась по сторонам и с испугом прошептала, - Или ты хочешь сказать, что это...   Другое время, - договорил за нее Виктор, - Две тысячи восьмой год. И мы с тобой не в Ленинграде, а в Санкт-Петербурге. И товарищ Сталин давно уже помер, и весь вопрос в том, нарочно ты меня дурачишь, или ты, в самом деле, попала к нам из прошлого?


Время возвращаться домой

Главный герой - военный. А войны тут нет. Попаданец. Только не от нас "туда", а наоборот - свежеиспеченный лейтенант из предвоенного июня 41-го в наше время.


Ангелёны и другие. Сборник рассказов

В сборник вошли рассказы и переводы, опубликованные в 2017—19 гг. в журналах «Новая Юность», «Урал», «Крещатик», «Иностранная литература», «День и ночь», «Redrum», «Edita», в альманахе «Мю Цефея», антологии «Крым романтический».