Спаситель мира - [18]

Пленка воспоминаний перематывалась так быстро, что Виолет выдержала долгую паузу, стараясь немного замедлить процесс.

— От грохота музыки у меня стучали зубы. Уилл лежал на полу, вытянув руки по швам, пел и хихикал. Никогда не видела его таким счастливым. Чем громче ругался Ричард, тем сильнее радовался Уилл. От одного взгляда на сына у меня ноги подкашивались. Он весь перемазался томатным соком и без конца повторял какие-то слова… — Виолет попыталась восстановить сбившееся дыхание. — Чтобы разобрать их, я опустилась на колени. В тот момент почему-то вспомнилась строчка из пьесы, которая очень нравилась отцу Уилла: «Но переменчивы дела людские, и к худшему должны мы быть готовы»[2]. Я отчетливо услышала голос мужа: он процитировал Шекспира, точно желая приободрить, только мне стало еще страшнее. — Виолет расправила плечи. — Отчего это случилось, детектив? От шока?

Латиф прищурился, но ничего не ответил. Вероятно, он ждал продолжения рассказа.

— Я обняла сына за плечи и притянула к себе, отчасти чтобы успокоить, отчасти чтобы не смотреть на его лицо. Даже тогда я словно наблюдала эту сцену со стороны и поражалась ее нелепости. Мы напоминали боксеров, которые «обнимаются» на ринге, чтобы избежать удара. Лично я такой бокс всерьез не воспринимаю! — Виолет зажмурилась. — Ричард тоже прислушался к пению Уилла, а я фактически прижала ухо к губам сына и наконец разобрала слова, которые он повторял: «Убей меня».

— «Убей меня?» — тихо переспросил Латиф.

— Да, — кивнула Виолет, — Уилл повторял это монотонно, без выражения, как в церкви.

Латиф поставил внизу карточки какой-то знак — Виолет почудилось, что маленький крестик — и отложил ее в сторону. Господи, что еще за шифр?

— Впоследствии ваш сын повторял эти слова?

— Нет, — покачала головой Виолет. — Помню, я встала — выключить музыку, но ноги не держали, да еще глаза закрывались. Я через силу разлепляла веки, делала шаг, потом опять закрывала глаза. Не могла представить, что случится, когда стихнет музыка. Ричард пугал меня не меньше, чем Уилл. Он абсолютно себя не контролировал! Я постоянно повторяла себе, что ему восемьдесят четыре. — Виолет выдержала очередную паузу и удивилась, как терпеливо ждет Латиф, ведь терпение явно стоило ему огромных трудов. Наконец он кашлянул в кулак.

— Прошу вас, мисс Хеллер, продолжайте!

— Детектив, не дадите мне буквально минуту…

— Да, разумеется! Не желаете воды или кофе? Может, покурить хотите?

Виолет поднялась и закивала: да, мол, хочу, но тут же снова села на стул.

— Больше всего мне хочется со всем этим покончить!

«Вот как стараюсь произвести хорошее впечатление! — подумала Виолет, чувствуя, что расплывается в задорной девчоночьей улыбке. — А он небось думает, какого черта я скалюсь!» Достав из кармана платок, она поднесла его ко рту с одной-единственной целью — спрятать улыбку.

— Хотите — сделаем еще один перерыв. Мисс Хеллер, вам нужен второй перерыв?

«Дикция у него не хуже, чем у телеведущего! — невольно восхитилась Виолет. — Ни малейшего намека на акцент. Родители небось жутко образованные».

— Наверное, нет, детектив. Я уже почти все рассказала.

— Вот и славно! Значит, сейчас я услышу конец той истории?

Виолет убрала платок и кивнула.

— Что случилось после того, как вы выключили музыку?

— На кухне зазвонил телефон: кто-то из соседей спешил пожаловаться на шум. — Виолет подалась вперед, и стул протестующе заскрипел. — Ричард только тогда меня заметил, собрался что-то сказать, уже открыл рот, но потом молча ушел на кухню. Уилл по-прежнему лежал на полу, свернувшись калачиком. «Знаю, каково тебе, знаю, что больно», — шептала я, хотя сама не имела ни малейшего представления. Откуда мне было знать, что он чувствует? «Сынок, мы тебе поможем, доктора вызовем!» — твердила я. Уилл взглянул на меня так, словно я говорила на каком-то тарабарском языке, а потом спросил: «В чем дело, Виолет?»

— Что вы ему сказали?

— Правду. Что он скорее всего серьезно болен. «Возможно, Виолет, — ответил Уилл. — Вполне возможно». Он так и не встал, скорчился на полу и раскачивался взад-вперед. Я была вне себя от радости, что сын рассуждает здраво, благодарила удачу, судьбу, Провидение и все силы, которые смогла вспомнить. Кажется, даже Ричарда поблагодарила! Уилл перестал раскачиваться, сел и огорошил меня заявлением: «Виолет, ты ломоть черствого хлеба, куплет забытой песни». — Виолет засмотрелась на Латифа, прилежно строчившего в блокноте, и лишь когда он поднял голову, сообразила, что молчит.

— А потом?

— Разочарование буквально захлестнуло меня. Вцепившись в его рубашку, я умоляла объяснить, что случилось. Как сейчас помню, сын закусил губу, а потом посмотрел на меня так, словно я ему мешала. «Ничего не случилось, — процедил он. — А теперь греби отсюда, пока я мозги тебе не вышиб». Не добавив ни слова, он повернулся на бок и заснул. — Виолет наклонила голову и какое-то время сидела, апатично глядя в пустоту. В коридоре послышался шум, но почти тут же стих. — Вот и вся история, — объявила она.

— Хорошо. — Латиф откинулся на спинку стула. — Большое спасибо, мисс Хеллер.

Виолет неловко подалась вперед, без всякой причины засмеялась и принялась наблюдать, как детектив переваривает ее рассказ. Чем дольше она смотрела, тем легче становилось на душе. Ни поступки Уилла, ни старческая мстительность Ричарда, ни ее собственные глупости не вызвали у Латифа ни замешательства, ни тайного злорадства, как у некоторых докторов Уилла, ни отвращения, как у подавляющего большинства обывателей. Как здорово, когда тебя слушают с деловитой невозмутимостью и позволяют просто изливать душу! «Наверное, это входит в его служебные обязанности, — одернула себя Виолет. — Впрочем, какая разница, если беседа с ним приносит колоссальное облегчение? Иными словами, очень хорошо, что он очень хороший профессионал!»