Спаситель и сын. Сезон 5 - [52]

Взгляд ее скользил с предмета на предмет, ни на чем не задерживаясь дольше двух-трех секунд. «Вид у нее затравленный», – подумал Спаситель.

– Ему поставили диагноз «аутизм», – сказала мадам Карре, указывая на сына.

– Спектр, – вдруг выговорил мальчик, не отрывая глаз от экрана.

– Ну да, расстройство аутистического спектра, – поправилась его мать. – Но у него прекрасный, сохранный интеллект. В три с половиной года он научился считать по-английски до пятидесяти. Мы были у нейропсихиатра, он предполагает у Максима высокофункциональный аутизм. High functioning autism, – повторила она по-английски. Эта формулировка понравилась ее мужу.

– Понятно, – ровным голосом сказал Спаситель.

– Вам уже все понятно и вы согласны с этим психиатром?

– Понятно, что нужно вас выслушать.

– Да? Такой у вас метод? Просто слушать? Никогда не понимала, как это может кого-нибудь вылечить.

Она говорила без раздражения, искренне удивляясь. Спаситель в ответ улыбнулся и негромко попросил:

– Расскажите мне о Максиме.

– Муж говорит, я его слишком опекаю, не даю свободно развиваться. Я и правда все время тревожусь. Принимаю лексомил. Первые два года Максим часто пропускал детский сад, потому что когда он туда ходил, то был таким несчастным! Мне было его жаль, вот я и оставляла его дома. – Она выкручивала себе пальцы, совсем как Марго. – Думаете, у ребенка может развиться аутизм из-за матери, которая… которая не хочет, чтобы он от нее отделился? Она его пожирает?

– Вы пожираете своего сына? – повторил Спаситель, чтобы она вслушалась в то, что сказала.

– Нет, это муж так говорит. – Она стряхнула с ресниц слезу и продолжала более уверенно: – Но в этом году Максим нормально посещает подготовительную группу. У него есть свой тьютор – женщина, которая помогает ему складывать вещи, находить свою шапку, держать карандаш.

– Держать карандаш?

Мадам Карре сделала жест, как будто берет карандаш и пишет.

– Движение кисти. У него не получается. Зато он умеет читать! Правда, – добавила она, – учительница говорит, что Максим читает механически, как робот. Не улавливает смысл.

И тут случилось нечто неожиданное. Откуда ни возьмись появился Миу, мягко ступая лапами-подушечками, подошел к дивану, грациозно прыгнул и сел рядом с Максимом. Тот вздрогнул, уронил на пол телефон и отдернул руки, чтобы не прикоснуться к коту.

– Мяу! – сказал Миу, показывая себя настоящим котом.

– Мяу! – повторил за ним Максим.

– Мяу.

– Мяу.

Они разговаривали. Воспользовавшись этой минутой, Спаситель подполз к Максиму на коленях, как паломник к святыне, и притулился, насколько позволяли его габариты, у ног мальчика.

– Можешь его потрогать, – сказал психолог и поднес руку Максима к коту. – Погладить.

Максим издал протяжный стон – не то ужасаясь, не то восторгаясь, а Спаситель провел его ладошкой по кошачьей спине.

– Послушай, как он мурлычет! Погладь его рукой! Смотри, как ему нравится, что ты рядом.

Миу разлегся на коленях у Максима. На призывы психолога отозвались сразу три из пяти чувств мальчика: послушай, погладь, посмотри! Он покосился на Спасителя, не решаясь вступить с ним в контакт. И вдруг сказал:

– Черный!

– Да, я черный, – кивнул психолог. – А кот?

– Черный, – повторил мальчик, потом коснулся пальцем лапки Миу и прибавил: – Белый.

Миу был непохож на экран, но и на человека тоже непохож, поэтому с ним было спокойно.

– Так он аутист? – упорно добивалась ясности мадам Карре, беспомощно глядя на эту сцену.

– Он ребенок, – ответил Спаситель, – и он такой же, как все дети. На многое способный.

Мадам Карре изумленно ахнула и воскликнула:

– Спасибо!

Это была последняя консультация, а Спаситель так и не выкроил двух минут, чтобы позвонить сестре. Надо сделать это сейчас – на той половине с Лазарем, Луизой, Алисой, Полем, Габеном и Жово он может забыть обо всем на свете, даже о покойном Ти-Жо.

– Алло, Эвелина?

У них там середина дня. В голове у него нарисовалась картинка: столовая, пряный запах обеда, в знойном воздухе лениво вращаются лопасти вентилятора.

– Прости за давешний звонок, – сказала Эвелина. – Я оторвала тебя от работы. Знаю, тебе трудно вырваться, но тут такое дело…

И она рассказала, что незадолго до смерти Ти-Жо поведал ей о желании, осуществить которое он уже не успеет: собрать всю большую семью в пасхальный понедельник и устроить знатный пикник на пляже Де-Салин.

– Ти-Жо знал имена наших шести единокровных братьев и восьми сестер! Он оставил мне список. В нем не хватало только одного! И вот я всех приглашаю. Пасхальный понедельник – это двадцать второе апреля.

Она замолчала, надеясь, что Спаситель радостно воскликнет: «Я тоже приеду!» Но он только повторил:

– Двадцать второе апреля.

Зачем ему это нужно? Приемные родители старательно оберегали его от общения с антильской родней. Он едва знал Эвелину и дядю Ти-Жо, его детей и внуков видел один раз на празднике три года назад. Что же касается кучи сестер и братьев, которых Фефе Пасавуар наплодил по всей Мартинике, то для Спасителя они были чем-то мифическим, о чем рассказываешь, но во что не слишком веришь.

– Спаситель? – окликнула его Эвелина. Она забеспокоилась, не прервалась ли связь.