Спаситель и сын. Сезон 5 - [20]

– А в Орлеане? Вы тоже на бобах?

– Нет, в Орлеане у меня блины. Сначала и здесь все пошло комом, а потом наладилась. Блины разные, с припеком – с тапенадой[22], сыром, с ветчиной. Круглые, румяные, особенно те, что с сыром.

Сказав «круглые», Луана нарисовала пухлым пальчиком круг, а по «румяному» прошлась ребром ладони, разравнивая сыр. Спаситель, успевший за завтраком только выпить чашку кофе, почувствовал, что рот у него наполнился слюной.

– Сами печете?

– Нет, кое-кого научила.

– Значит, у вас есть помощник?

– Помощница. Пожилая женщина, она искала работу. Молодежь теперь ненадежная, один день придут с утра, а другой – к обеду. На них нельзя положиться. То ли дело старики.

– Вот, значит, как!

Спаситель пребывал в недоумении. Блины, пожилая помощница, попугайчики… и вечно этот сладкий голосок женщины-ребенка… Все прекрасно. Только он так и не мог понять главного: зачем она сидит здесь? Что ей от него нужно?

– Может, взять одного неразлучника? – спросила она.

– Что-что, простите?

– Я про маленьких попугайчиков. Понимаете, мне не очень понравилось, что их нужно покупать парами, как сказал мне продавец в «Жардиленде». Значит, они будут жить-поживать, а ты побоку.

У Спасителя когда-то был маленький пациент, который говорил только о покемонах, и недавно – другой, уже подросток, одержимый «Игрой престолов». Луана тоже из их компании, у нее навязчивая идея.

– Неразлучники живут лет пятнадцать. Мне сейчас сорок, так что ближе к пятидесяти пяти…

– Так, так, так. А ваши родители?

Вопрос возник у Спасителя по ассоциации: неразлучная пара – родители.

– Родители? – переспросила Луана, и на лице у нее появилось недоуменно-отстраненное выражение, какое появлялось всякий раз, как только речь заходила о людях.

– Они по-прежнему с вами или…

– А вы что, никогда не слышали о деле Лушар?

Лушар была фамилия Луаны.

– Хотя да, с тех пор прошло довольно много времени, – сказала она задумчиво. – Двадцать семь лет уже. У моей матери в морозилке нашли пять замороженных младенцев. В полицию сообщил ее тогдашний сожитель. Незамороженной оказалась только я.

Сказать, что Спаситель растерялся, значило ничего не сказать: он был смятен, раздавлен…

– И… сколько же вам было лет?

Он и сам заморозился. Вычесть из сорока двадцать семь оказалось ему не под силу.

– Мне тогда было тринадцать.

В практике Спасителя встречались мифоманы. Но сейчас у него сомнений не было: Луана сказала правду, она не мифоманка. Потрясение, пережитое девочкой-подростком, было так велико, что в ее психике произошли необратимые изменения. Все происходящее среди человеческих существ больше ее не касалось.

– Так одного мне купить или пару? – спросила Луана, витая в стратосфере.

– Но вы прекрасно ладили с хомячком! Почему вы решили, что вам нужно другое животное для эмоциональной поддержки?

– Я хомячка убила.

Тем временем на чердаке Габена Шазам на картинке пищал в «пузыре»:

– Гром и молния! Преследователь украл нашу машину! Быстро садимся на свиномотоциклы!

Две морские свинки скатились вниз на санках и уселись в телеуправляемые мотоциклы. Шазам в автомобильных очках, с налаченным гребнем шерстки вдоль головы, Пигги в каске, сделанной из половинки шарика для пинг-понга.

Габен успел пересмотреть все ролики, так что вынужден был довольствоваться теперь комиксами.

– Стартовал, как я вижу!

Габен досадливо скривился. Спаситель – ну! – вечно он появляется в самый неподходящий момент. Не всегда же Габен смотрит всякую ерундистику. Или всегда?..

– Что не так? Говори быстро, – сразу напрямую спросил Спаситель, чего никогда не сделал бы на сеансе психотерапии.

Но у него не было ни минуты лишней. В приемной уже дожидался Самюэль Каэн.

– Не интересует меня биология. И учиться я больше не хочу. С самого рождения только и делаю, что кого-то слушаю и скребу пером по бумажке. Ничему меня это не учит. Я там просто помираю. – Габен говорил спокойно, с полной убежденностью. – Я работать хочу, жить настоящей жизнью, иметь дело с настоящими людьми. Как ты. Ты же работаешь.

– Но я учился, Габен, и мне не всегда это нравилось.

– Да, но ты знал, что создан для… Скажи, а как ты понял, что твое призвание – психология?

Спасителю показалось, что у него дежавю. Его уже об этом спрашивали, задавали точно такой вопрос.

– Не знаю, не могу сказать. И вообще, может, я ошибся. Может, из меня вышел бы гениальный саксофонист.

– Ты играл на саксофоне?

Спаситель утвердительно кивнул, но он вовсе не это хотел сказать. А что же?

– Выбираешь, еще не зная, Габен. Что я мог знать о психологии до того, как начал учиться? Ровным счетом ничего! А что я знал о профессиональной жизни психолога? Да я близко не представлял себе, что это такое. О женщине, на которой женился, тоже ничего не знал. И что можно знать о женитьбе до тех пор, пока не женился? Тоже ничего. На самом деле сначала поднимаешься на борт корабля, а там уж учишься справляться с волнами и ветром. Добираешься до порта и только тогда понимаешь, что путешествие сделало тебя самим собой, и это неплохо. Давай, Габен, поднимайся на борт!

Спаситель заторопился вниз, а Габен еще несколько минут сидел с озадаченным видом. Потом, словно в порыве вдохновения, набрал на компьютере: «Завербоваться во флот».