Спаситель и сын. Сезон 3 - [27]
– Ах ты доктор Утешай![18] – пошутила Луиза и устроилась у него на коленях. Прижалась головой к его груди. Вот оно, лучшее на свете лекарство от всех бед.
Луиза закрыла глаза, и вдруг перед ней всплыл призрак хрупкой новобрачной. Она вздрогнула.
– Что такое? – шепнул Спаситель.
– А? Нет… ничего.
Когда-нибудь она его спросит, что означают эти слова: «Все не вечно, дается на срок. Возвращаться я буду нежданно…» Когда-нибудь, но не сейчас.
За ужином Луиза снова оказалась единственной женщиной во всем доме. Жово, Габен, Лазарь, Спаситель – одни парни. Жово ради нее старался умерить свой армейский рык. Габен почти не обращал на нее внимания. Ничего особенного сказано не было, но чувствовалось, тиски сжимаются. В этом доме, как сказал Жово, «места на всех не хватит».
Вечером в спальне Луиза почувствовала, как теснят ее Жово в соседней комнате и Габен на чердаке. Спаситель, казалось, ничего не замечал.
– Помнишь, мы думали, не завести ли ребенка? – заговорила она.
Спаситель стаскивал с себя любимую толстовку.
– Э-э… Ребенка? – с запинкой переспросил он.
– Да ладно, это я так. Тут для него нет места.
– Да, тут у нас сейчас полна коробочка! – Спаситель засмеялся, будто весело пошутил. Но ход мыслей Луизы он понял, сел на край кровати и, глядя в пол, заговорил: – Я ищу место для Жово в хорошем ДОПе.
– Где-где?
– В доме для одиноких престарелых.
– Да?
– А Габен вернется домой, как только его маму выпишут из больницы. В конце следующей недели, так обещает доктор Агопян.
Луизе бы обрадоваться. Освобождается место для нее и ее детей. Но…
– И почему мне от этого грустно? – вырвалось у нее.
Спаситель благодарно улыбнулся. У него тоже было тяжело на сердце. Как бы ему хотелось иметь много денег и огромный дом, где могли бы жить все: Луиза, их ребенок, Алиса с Полем и Жово с Габеном.
Утром, пока Луиза спала, Спаситель вылез из постели, прошел через кабинет, где храпел после бессонной ночи Жово, и вскоре вышел на улицу. На площади Старого рынка была булочная, открытая по утрам в воскресенье.
– Пять круассанов. Два багета.
На подходе к дому Спаситель, пытаясь нащупать и вытащить из кармана ключи, принялся жонглировать багетами и круассанами. Он взглянул на крыльцо и изумился: на верхней ступеньке сидел, понурившись, обхватив колени руками, человек, рядом с ним лежал рюкзак. Поскольку руки у Спасителя были заняты, он не слишком вежливо, но совсем легонько пнул носком сидящего, чтобы тот очнулся. И только тогда понял, кто это.
– Вьенер! Какого… то есть что вы тут делаете?
– Я прямо с поезда, – ответил тот. Он совсем окоченел в легком пиджачном костюмчике.
– Входите же, забирайте рюкзак и входите. Направо, вот сюда. – Спаситель провел музыканта в рабочий кабинет. – Вы, наверно, замерзли? Сейчас сварю кофе. А вы пока располагайтесь.
«Что он еще такое учудил?» – гадал Спаситель по пути на кухню. Когда он вернулся с двумя дымящимися чашками кофе на подносе, Вьенер стоял перед «Странником над морем тумана».
– Вы ведь должны быть в Шанхае?
– Я отменил гастроли. – Говорил он с трудом – у него зуб на зуб не попадал.
– Садитесь. Только не сюда! Не в мое кресло. На кушетку. И откуда же вы сейчас?
– Из Парижа. Поездом в 6:20. Я сбежал.
– Сбежали?
Вьенер кивнул и трясущимися руками обхватил горячую чашку. Спаситель понял: надо дать ему время прийти в себя. Мало-помалу музыкант расправил плечи, задышал свободно, как будто его отпустило. Он даже рассмеялся дребезжащим смехом:
– Вот Антуан удивится!
– Вы ускользнули от его опеки?
– Гостиница… Притворился, что сплю… и удрал.
Он ронял обрывки фраз, прихлебывая горячий кофе. Но Спаситель уловил ход событий. В Париже Антуан, сочтя Вьенера больным, запер его в гостинице. Хотел отвести к врачу, этакому гуру, который приводит в порядок расклеившихся артистов, чтобы тот мог возобновить концерты.
– «Концерт для левой руки»[19]. Больше не получается. – Он пошевелил пальцами левой руки и продолжал все так же отрывисто: – Всегда был триумф. А теперь не получается. Паника. Прямо на сцене. И больше не хочу. На сцену – хватит… Уже сколько там… тридцать шесть лет… нет, тридцать семь.
– Тридцать семь лет?
– Ну да, тридцать семь лет на сцене.
– Вы что же… начали в три года?
– Да. Спасибо маме. В салонах. Маленький принц-музыкант. Моцарт. Мендельсон. Браво! Браво! Мне было три года.
Мать заставляла его выступать сначала в светских салонах, потом в концертных залах. Черноглазый вундеркинд, одетый по-взрослому: белая рубашка, галстук-бабочка.
– Она подсаживала меня на табурет. А ноги… так трудно… не достать до педалей.
Они объездили всю Европу, потом Америку, переезжали из гостиницы в гостиницу. Мать пихала его на все конкурсы. И занималась с ним сама. Из нее самой не вышло пианистки, зато она стала безжалостным педагогом.
– Она поджидала меня за кулисами, и если мне случалось взять не ту ноту, то сразу после поклонов я получал от нее по щекам.
Спаситель слушал и ужасался.
– Вы были маленьким мучеником.
– Что? Нет! – Вьенер смешался. – Я не то хотел сказать.
– Но это говорю вам я. Мать украла у вас детство.
У Вьенера усилился тик, он стал моргать все чаще. Спаситель пояснил свою мысль:
На четвертом этаже лондонского особняка живет маленькая Черити Тиддлер. На календаре — конец XIX века, и, стало быть, все цели в жизни юной леди предопределены: приличное образование — пение, танцы, музыка, рисование, вышивание — и удачное замужество. Но во все времена рождаются девочки, которым интереснее изучать окружающий, мир и его обитателей, чем наряжаться и охотиться за мужьями. Черити — из таких. С ранних лет ей живется одиноко, но вовсе не скучно. Ведь вокруг столько всего интересного: и жабы, и мыши, и улитки, и ежи, и птицы… Благодаря любознательности, здравомыслию и чувству юмора, а также мастерскому владению акварелью Черити становится детской писательницей и иллюстратором — как знаменитая Беатрис Поттер, чья жизнь вдохновила Мари-Од Мюрай на создание этого романа.
Клеберу — семнадцать, его старшему брату Умнику — двадцать два, но у него мозги трехлетнего ребенка. В раннем детстве из-за генетического заболевания он остановился в развитии. После смерти матери мальчиков отец отправляет Умника в интернат, откуда Клебер его забирает и братья едут в Париж. Там они снимают комнату в квартире, в которой уже обитают четверо студентов. Тут-то и начинается самое интересное.
Когда тебя зовут Спаситель, сложно не чувствовать себя ответственным за спасение мира. Спасителю Сент-Иву (рост 1 м 90 см, вес 80 кг, чернокожий) предстоит спасти Марго (14 лет), которая режет себе руки; Эллу (12 лет), которая падает в обморок на уроках латыни; Сирила (9 лет), который до сих пор писает в постель; трех сестер Оганёр (5, 14 и 16 лет), чья мама ушла от папы к подруге… Спаситель Сент-Ив — клинический психолог. Но получается так, что, работая с чужими проблемами, Спаситель забывает о своих собственных.
Нильсу 13 лет, он живет с дедушкой и не помнит своих родителей. Но однажды он решает забраться на чердак, хранящий страшные тайны. Или нет, постойте, Нильсу 3 года! Он помнит и маму и папу, и помнит, почему они погибли, и почти помнит убийцу… Нет, Нильсу 34, он профессор Сорбонны, специалист по этрускам. А еще он специалист по загадкам и ловушкам нашей памяти. Чтобы разгадать тайну, совершенно необязательно искать улики — надо всего лишь найти потерянную запись воспоминаний, где уже есть и всегда был ответ. Эта книга — первый детектив о Нильсе Азаре, профессоре истории и искателе загадок.
Клинический психолог Спаситель Сент-Ив (рост 1 м 90 см, вес 80 кг, чернокожий) продолжает принимать пациентов. У родителей проблемные дети, у детей проблемные родители… Элла (13 лет) переодевается в мужскую одежду, пишет роман и орет перед зеркалом песни; Бландина (12 лет) злоупотребляет конфетами и почти не спит, зато ее ролики с куклами Пуллип пользуются бешеным успехом на YouTube; Габен (17 лет, Ночной эльф из World of Warcraft) поселился на чердаке своего психолога — вопиющее нарушение профессиональной этики; а Самюэль (16 лет) редко моется и удивлен, что девушки сторонятся его.
Мари-Од Мюрай — одна из наиболее интересных французских авторов литературы для юношества. Ни самого автора, ни ее произведения, — серьезные, беспокоящие и одновременно человечные и смешные до слез, — никак нельзя назвать политкорректными.В романе для подростков «Oh, boy!» через историю трех детей, оставшихся сиротами, Мари-Од Мюрай талантливо и с юмором раскрывает сразу несколько тем, о которых обычно не принято говорить: сиротства, тяжелой болезни близкого человека, гомосексуализма, взаимосвязи между ответственностью и взрослением.
Когда тебя зовут Спаситель, сложно не чувствовать себя ответственным за спасение мира. Спасителю Сент-Иву, клиническому психологу, иногда становится слишком тяжело нести эту ношу. Старые знакомые пациенты: Марго, Бландина, Самюэль, Элла-Эллиот – повзрослели, и Спаситель надеется, что скоро некоторые из них смогут обходиться без его помощи. Фредерика продолжает искать свое счастье. Появились новые пациенты со своими необычными историями: жертва страшной семейной трагедии Луана и пожилая мадам Замани, которой осточертела ее семья и даже фамилия вызывает раздражение.
Сколько проблем в этой жизни! Можно, конечно, запереться в своей комнате, как Жан-Жак, ни о чем не думать и играть в стрелялки на компьютере. Можно, как Габен, заткнуть уши наушниками и проводить ночи в компании «Ходячих мертвецов». Можно сходить к гадалке, как Фредерика, или, подобно Жерому, сбежать, оставив жену и детей. А можно прийти на консультацию к Спасителю Сен-Иву, клиническому психологу, и посмотреть жизни прямо в лицо. А счастье – оно, может быть, уже рядом, стоит лишь сделать верный шаг.