Спаситель и сын. Сезон 1 - [60]

Мадам Дютийо уже освоила жаргон психиатрического отделения и говорила ПС вместо «попытка самоубийства».

— Она не хотела себя убивать, — продолжала она. — Она позвонила вам, потому что знала: вы непременно вызовете скорую.

Заметив, что Сент-Ив готов возразить, она торопливо продолжала:

— Не подумайте, что я не придаю значения случившемуся. Я всегда с ней и за нее, — не важно, что она меня не щадит. Я прекрасно знаю, я не идеальная мать…

— Марго хватает отца, который считает себя идеальным.

— А мне вы не можете помочь? В смысле терапии?

Спаситель не ошибся: он нравился мадам Дютийо.

— Я занимаюсь лечением Марго. В психотерапии некоторые ситуации считаются нежелательными.

Она поняла его с полуслова.

— Да, конечно, — кивнула она. — Очень жаль. Но главное — Марго.

Сент-Ив пообещал, что зайдет навестить Марго завтра, и они расстались, пожав друг другу руки.

Разговаривая с мадам Пупар, Спаситель был рассеян. Мыслями он был очень далеко. Попрощавшись коротким «До завтра», он задумался: что ему сказать Габену? Что его мать всеми силами старается вести себя «нормально»? Ну а сам-то он, Спаситель, нормально себя ведет? Ни с того ни с сего понесся к своей машине: кольнуло нехорошее предчувствие; забеспокоился, не слишком ли он задержался в больнице?

* * *

На улице Мюрлен, 12 царили тишина и покой. Габен сидел наверху перед мерцающим экраном и старался забыть, что Ночному эльфу очень скоро придется оставить мирное пристанище, каким стал для него дом Сент-Ива. Внизу на кухне Лазарь, мысленно уладив все проблемы Габена (его мама, все еще ненормальная, останется в больнице, а Габен и Спасен останутся тут), взялся за тетрадь, собираясь выполнить задание, которое в наказание всему классу задала на каникулы учительница.

А в сад тем временем снова проник тот самый чужак. Он видел, как Сент-Ив сел в машину и уехал. Путь был свободен. Теперь он знал, как будет действовать. Он сотню раз мысленно проделал задуманное, чтобы не сплоховать в ответственный момент. Но все равно боялся. Ему было невыносимо страшно. Он был слабаком, жалким трусом. Даже восьмилетнего ребенка боялся до дрожи. Накануне он украл с тележки для раздачи лекарств, легкомысленно оставленной в коридоре, горсть антидепрессантов и обезболивающих: морфин, дигиталин и другие. Все вместе они — смертельный коктейль. Лазарь умрет, как его мать, от медикаментозной передозировки. Символическая месть. Идеальное преступление.

Таблетки он сжимал в потном кулаке, засунутом в карман. Хватит ли у него храбрости действовать на ярко освещенной кухне? Перестанет ли его колотить дрожь? Никогда еще он так себя не ненавидел, как в эту минуту, когда был готов дать волю своей ненависти. Он знал, что дверь на веранду не запирается. Сент-Ив вечно витал в облаках, был слишком беспечен в житейских делах. И он об этом пожалеет. Будет жалеть об этом до конца своей жизни.

Лазарь склонился над тетрадью и выводил в пятый раз поговорку «Слово — серебро, молчание — золото». И вдруг почувствовал: что-то не так. Он уже минут пять прислушивался — ждал, что хлопнет дверь с улицы Мюрлен. А хлопнула другая — дверь веранды. С какой стати папа прошел через сад?

— Папа?

Тишина.

А непрошеный гость был уже на веранде. Стоял и дрожал от страха, сжимая складной нож, которым собирался пригрозить ребенку. Он представлял себе, как будет действовать, но не мог сделать ни шагу. Тогда он закрыл глаза и помолился, помолился злобному богу мести. Он задыхался, с трудом втягивал в себя воздух. Если он не сдвинется с места, то умрет от страха. Наконец, выпрямившись во весь свой небольшой рост, он шагнул к свету.

Вот он уже подошел к двери, которая ведет с веранды на кухню. Снял капюшон и черные очки. Открыл дверь и появился на пороге. Лицо молодое, а волосы белоснежные, красные глаза со светлыми зрачками, белые ресницы, белые брови. Перепуганный Лазарь выронил ручку и застыл, потеряв от ужаса голос.

— Не знаешь, кто я? Я твоя смерть!

В сценарии — а в сценариях всегда всё сбывается — эти слова убивали наповал. Но голос «смерти» дрожал.

— Твоя мать ждет тебя, — прибавила «смерть» не слишком уверенно.

Для храбрости незваный гость потряс ножом, лезвие открылось, и он вздрогнул от щелчка. Потом выложил на стол слипшийся ком таблеток, пилюль и капсул.

— Глотай! — рявкнул он и взмахнул ножом, рискуя поранить самого себя.

И тут сообразил, что без воды ничего не получится. Про воду в своем замечательном сценарии он совсем позабыл. Продолжая грозить Лазарю ножом, он подошел к раковине, взял из сушки стакан, наполнил, едва не уронив, горячей водой и поставил перед мальчиком.

— Давай глотай! — приказал он.

— Зачем? — едва сумел пробормотать заледеневший от ужаса Лазарь, не в силах протянуть руку ни к таблеткам, ни к стакану.

Все это выглядело бы смешно, если бы на столе не лежали морфин с дигиталином, от которых мальчик должен был умереть.

— Не болтай, а то придушу! — прикрикнул незнакомец. Перепуганный вид малыша придавал ему смелости.

Лазарь с полными слез глазами взял не глядя большую белую таблетку с бороздками и, задыхаясь от рыданий, сунул в рот. Но проглотить не мог. Не получалось.