Спасенное сокровище - [52]

Но он борется не один. Люди всех стран спешат ему на помощь. И немецкие рабочие тоже. Они пробираются в Испанию через снежные вершины гор, через чужие границы, они едут туда на буферах и крышах поездов, замерзшие и голодные, месяцами скрываясь от коричневых ищеек. А ведь они знают об Испании лишь то немногое, что учили еще на школьной скамье. Сердце зовет их в страну, где развеваются знамена свободы, в долины Эбро и Хамары, где в суровых горах разносится эхо выстрелов и звучит гневный клич: «Смерть фашистам!»

И одному из своих отважных батальонов бойцы Интернациональной бригады дали имя Эрнста Тельмана.

Нас зовет на бой твой голос, Тельман,

Марш на штурм, отважный батальон!

Погруженные в свои мысли, Отто и Август не заметили, как песня смолкла. Они не слышали, как приветствовали своих друзей на родине немецкие интербригадовцы — Ян с балтийского побережья, Сепп из Мюнхена, Вернер из Лейпцига, Вальтер из Гербштедта…

Только теперь Брозовский очнулся:

— Что он сейчас сказал?

— Не знаю.

— Ты что, спишь? Слушай же, дружище!

Но голос звучал так тихо, что ничего нельзя было разобрать. На этот раз Брозовский потерял свое обычное терпение, он нервничал и ругался, пытаясь снова настроить приемник. Вот, поймал… Кто это говорит?

— Наконец после долгих скитаний по разным странам я попал в Испанию. Теперь я вместе со своими товарищами сражаюсь в рядах интернациональной бригады.

— Похоже, что это его голос… — прошептал Брозовский.

— И с какими товарищами! Мы часто не понимаем друг друга. На свете столько языков! Но во время боя или ночью, на привале, когда мы поем песни, мы все чувствуем одно и то же. Мы одна большая семья, мы братья. И наш девиз: «No pasaran! Фашисты не пройдут!» Знаете ли вы что-нибудь об Отто? Жив ли он? Я так много думаю о вас, о моем Гербштедте…

Брозовский и Геллер переглянулись.

— Дорогие товарищи, вы меня слышите? Если слышите, то передайте привет моей жене и маленькой Соне. До свидания, товарищи! Салют! Не забывайте вашего Вальтера.

Август вынул из кармана измятый кисет и начал свертывать папиросу. Его пальцы дрожали.

— Да, — сказал он, — вот Вальтер и стал человеком. — В голосе его звучала нежность.

— Об этом должна узнать не только его жена! — У Отто Брозовского на лбу запылал шрам. — Об этом должны узнать все!

Кулинарные рецепты доктора Эткера

Брозовские ужинали. Минна намазывала мужу толстые ломти хлеба, выскребая из банки последние остатки ливерной колбасы. Отто, погруженный в размышления, отщипывал от хлеба маленькие кусочки и потихоньку бросал их под стол. Там сидел старый черный кот Бимбо. Он хватал их, облизывался и царапал передними лапами штанину своего щедрого хозяина.

— Будешь ты есть сам?

От проницательного взгляда матушки Брозовской ничего не скроешь.

— Этого еще недоставало! Этот старый лентяй жиреет с каждым днем, а ты все худеешь. Ни один костюм тебе уже не годится. — Она встала и схватила мурлыкавшего кота: — Убирайся-ка отсюда!

Бимбо жалобно мяукает за дверью. Брозовскому ничего не остается, как самому доесть свой хлеб. Но кусок застревает у него в горле. Ему не до еды.

— Отто! — окликает его жена таинственным голосом.

— Что? — рассеянно отзывается Брозовский.

— Вальтер в Испании, да?

— В Испании? С чего ты взяла?

— Мне рассказала жена Кюммеля, а она узнала от мужа.

— А-а-а, — протянул Брозовский. — А он откуда знает?

— Слышал на руднике. — Она взглянула на Отто и лукаво улыбнулась. — Ты же это знаешь лучше меня.

Тот и бровью не повел.

— Смотри-ка, Вальтер в Испании, — задумчиво покачал он головой. — Хорошо, если бы это было так. Правда, мать?

Она погладила его жилистую руку:

— Это было бы прекрасно. Он ведь такой вспыльчивый, нетерпеливый, но теперь-то уж наверняка ни одного патрона не израсходует зря.

Отто Брозовский кивнул. Потом мягко высвободил руку и встал. Он достал из угла маленький черный чемоданчик и начал складывать в него свои инструменты: отвертки, плоскогубцы, проволоку, несколько новых радиоламп, которые он тщательно завернул в бумагу.

— Что ты собираешься делать со всем этим барахлом? — удивленно спросила жена.

— Я обещал приятелю починить ему в воскресенье приемник. Придется к нему съездить. Достань-ка мне мой парадный костюм.

Брозовская едва заметно покачала головой. С тяжелым сердцем она поднялась по лестнице в спальню и достала из шкафа костюм. Заметив на рукаве пятно, она принялась его отчищать. Слезы застилали ей глаза. Она понимала, что Отто уходит не для того, чтобы чинить чей-то приемник.

Он поцеловал ее на прощание:

— Завтра к вечеру я вернусь, мать.

Брозовский открыл уже дверь, чтобы выйти, как вдруг быстро вернулся в сени и тихо прикрыл ее.

Недалеко от дома стояли Шмидт и Шиле. Они оживленно разговаривали и не догадывались, что тот, о ком шла речь, прячется сейчас за дверью, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Странный он все-таки малый, — говорил Шмидт. — Его теперь вовсе не видно и не слышно, будто он никогда и из дому не выходит.

— Тише воды, ниже травы, — подтвердил Шиле. — Мы его сломали раз и навсегда.

— Вы думаете?

— Разумеется. Он уже коммунизмом сыт по горло. А насчет того, чтобы раздавать листовки или еще там что-нибудь такое, так об этом и речи нет. На таких вещах он уже себе пальцы пообжигал. Как это говорится? — Шиле ухмыльнулся во весь рот: — «Обожжешься на молоке, на воду дуешь». Вы же знаете, я никогда не ошибаюсь.