Спасенное сокровище - [17]

Платформа грузовика была пуста. «Там, наверху, будет стоять знамя, — подумал Петер. — Скорее бы уж!»

Какой-то горняк объяснял жене:

— Знаешь, Мария, говорят, что знамя будет принимать Брозовский: он для этого больше всех подходит.

Петер обернулся:

— Это мой дядя! — крикнул он.

— Ого, вот как!

— Не будь выскочкой! — одернула Петера бабушка, с трудом сдерживая улыбку.

Старый забойщик Энгельбрехт рассказывал:

— Это было в семнадцатом году, на Восточном фронте. Октябрь выдался дьявольски холодный. И сыты мы были войной по горло. Черт возьми! Везде только грязь да слякоть. Со всех сторон рвутся гранаты. А в кого такая штука попадет, от того только мокрое место останется. И так изо дня в день. И вот однажды, как сейчас помню, было такое прекрасное утро. Ясное, морозное… Вдруг стало тихо. Совсем тихо, как в церкви. Из русских окопов ни выстрела. Вот тебе раз, думаем. Что, они заснули там, что ли? Выглядываем и видим… Что бы вы думали? Русские вылезают из окопов, бегут к нам, кричат что-то! В жизни я этого не забуду! Подбегают, прыгают в наши траншеи… И как кинутся нам на шею. Представляете себе, это русские-то! И надо же было нам столько лет стрелять друг в друга! Ну и дураки мы были! Обнимает меня какой-то долговязый верзила, тощий такой, как палка, прижимает к себе, целует. — Петер слушает, раскрыв рот. — Обнимает меня, кричит: «Брат, кричит, мир! Ленин! Революция!» — Старый Энгельбрехт достал из кармана огромный носовой платок и высморкался.

— Что-то теперь делает тот, кто тебя обнимал… — раздается чей-то низкий бас.

Энгельбрехт пожимает плечами:

— Почем я знаю! Может, тоже на шахте работает, с виду он был такой же горняк, как и я.

Звуки литавр и труб заглушают все разговоры.

На Рыночной площади появляются первые колонны демонстрантов. Толпа приходит в движение, и Петера оттесняют назад. Проходят строем мансфельдские горняки, они несут двадцать четыре красных флага. Пятьсот человек явилось встречать знамя из Кривого Рога. Ничто не остановило их — ни вздорные слухи, распускаемые напуганными медными королями, ни горячая весенняя пора, ни усталость.

Пятьсот горняков встретились в этот день в Гербштедте. Здесь были коммунисты, члены Союза красных фронтовиков и рабочие спортивных обществ; сюда пришли, несмотря на запрет своих руководителей, и рабочие — социал-демократы. Горняки, собравшиеся на площади, и те, что маршировали в колоннах демонстрации, слились в единую, взволнованную ожиданием толпу.

Когда Петеру снова удалось протиснуться вперед, он увидел Отто Брозовского, влезавшего на грузовик. На платформе грузовика уже стоял какой-то человек, которого никто не знал. В руках у него было свернутое знамя в чехле.

Брозовский открыл митинг.

«Братья, взгляните на красное знамя»… — торжественно зазвучала на площади старая революционная песня.

Потом выступил незнакомец, приехавший из Берлина.

— Дорогие горняки Мансфельда! — сказал он, и всех сразу покорили его мягкий голос, простота и сердечность. — Я с большой радостью передаю вам от имени Эрнста Тельмана это знамя, красное знамя советских горняков из Кривого Рога. Я знаю этот город… — И, заметив всеобщее удивление, он пояснил: — Я был там с немецкой рабочей делегацией. Совсем недавно.

«Раз он там был — значит, ему все доподлинно известно», — думали люди на площади и слушали его с напряженным вниманием.

— Дорогие товарищи, дни, которые я провел в первом в мире государстве рабочих и крестьян, были лучшими днями моей жизни. Я испытывал чувство невыразимой гордости: ведь всего этого добились такие же пролетарии, как я, мои братья по классу. Значит, это и наше государство.

На площади стало совсем тихо: то, что рассказывал этот рабочий, горняки слышали впервые.

— Нашим советским братьям приходится много работать, а вечером после работы они еще идут в клуб или в школу для взрослых. В Кривом Роге мы познакомились с одним забойщиком, стариком с седыми усами, таким же старым, как ты, дедушка. — Он указал на Энгельбрехта; тот смущенно засмеялся и покачал головой. — Да, да, таким же старым, как ты. Он сидел за школьной партой, точно мальчишка. И знаете, что он изучал? Геологию — науку, которую у нас преподают только инженерам.

Старый Энгельбрехт снова недоверчиво покачал головой. Его слезящиеся глаза ни на минуту не отрывались от берлинского рабочего. За всю свою долгую жизнь он еще не слышал ничего подобного.

— Мы спросили старого забойщика: «Зачем ты, дедушка, учишь все это? В твоем-то возрасте?» А он ответил: «Видите ли, товарищи, я хочу понять свою работу. Работать руками я умею уже сорок лет. А вот работать головой — этому я могу научиться только теперь. Ведь мы — сами хозяева своих рудников, и я просто не имею права работать вслепую, как раньше…» Вот что ответил старый забойщик. И там все думают так же, как он. Знамя, полученное от таких людей, — дорогой подарок. Мы благодарим за него наших товарищей из Кривого Рога и хотим им сказать: «Мы всем сердцем с вами, дорогие друзья. Мы боремся за то же великое дело, что и вы, против тех же врагов, что и вы. С именем Ленина вперед! Долой предателей и штрейкбрехеров! Да здравствует международное единство пролетариата! Да здравствует Советская Россия! Да здравствует мировая революция!» — Оратор посмотрел на свернутое знамя. — Горняки Мансфельда, — сказал он, — примите это знамя и смело несите его вперед в борьбе за социалистическую Германию! — С этими словами он сорвал чехол.