Спасенная душа - [5]

Преклони же колена, воздохни и моли Господа твоего быть милостивым к тебе. Он особенно преклоняется на милость ночными молитвами, когда ты время отдохновения делаешь временем плача».

И днем Илья не переставал удивляться: как же он раньше-то не замечал вокруг столько красоты? И чем пристальней и любопытней разглядывал он Божии мир, тем радостней и интересней было жить в нем.

Как-то постепенно перестал сравнивать себя с мертвой колодой, а все больше с маленьким, живым листиком среди тысяч других из густой зеленой кроны скромного, но крепкого дерева именем Русь.

Круглый год, изо дня в день, русичи, живущие плодами доброй, теплой земли, внимательно, как послушные дети, слушали и запоминали все, чему учила их заботливая Мать-природа.

А учила она их вот чему.

В декабре, когда холодная зима, встав на ноги, белым волком носилась по миру и мертвила его своими стылыми, острыми зубами, надо было подмечать: много ли зима инею насыпала, высоки ли сугробы надула, глубоко ли землю проморозила — все это к урожаю. Если же в конце декабря небо звездисто — народится много телят, ягнят, жеребят, ягод и гороху.

Но как бы зима ни лютовала, ни стучала ледяной палкой по крышам, на Светлое Рождество Христово зажигались в домах свечи, и людские души от бед оттаивали.

В феврале, после зимнего солнцеворота, солнышко начинает мало-помалу осиливать зимних духов и прибавлять день на куриный шаг. Бокогрей пришел, — жмурится на солнышко матушка, — корове бок нагрел.

Март-свистун ветряной откуда подует, оттуда все лето дуть будет. Теперь надо горластых грачей ждать. Если полетят они прямо на гнезда — дружная весна будет.

— Глянь-ка, Илюша, святые ласточки домой воротились, — перекрестилась Ефросинья.

— А почему святые-то?

— Разве не знаешь? Божья это птица. Где она поселится, тому дому благословение и счастье.

— А наша изба им ни разу не глянулась… Может, на этот раз погостят?

Но и в эту весну не для каждой избы Господь ласточек послал.

А вот уж апрель — зажги снега, заиграй вражки, сипит да дует, дело бабам сулит, а мужик глядит, что-то будет.

Матушка вся в заботах, куличи печет и яйца красит. Скоро для всего христианского мира праздников праздник придет, день, когда распятый Христос, смертию смерть поправ, воскрес из мертвых.

В Чистый четверг, день перед распятием, всем надо в бане попариться, смыть свои грехи и после всенощной службы принести из церкви горящие свечи и выжечь святым огнем кресты на дверях и потолках своих домов.

— Этот святой крест, Илюша, для сатаны и злых духов — смерть смертная, — перекрестилась Ефросинья, а про себя горестно подумала: «Эх, кабы я это до Илюшиного рождения знала, не сунулся бы сюда змей окаянный и не испортил бы сына моего…»

— А правда ли, что Христос воскресший сейчас по земле ходит?

— Истинная правда, Илюша, — широко и торжественно перекрестился отец, — а сатана, враг рода человеческого, до самого Вознесения Христова в аду ничком от страха будет лежать и не шелохнется.

— А вдруг Христос к нам придет? — тихо спросил Илья.

— Что ты, Господь с тобой! — испуганно вскочили с лавки отец с матерью. — Слова-то какие дерзостные говоришь! А дерзость страх Божий из души изгоняет.

— Да чего вы испугались-то? — удивился Илья.

— Ага, «чего»! — рассердился отец. — Ну, придет Он, положим, глянет на нас, убогих, светлыми очами и скажет строго: «Вот вы где, грешники, тараканами затаились! А ну, выходи на суд!»

— Да какие же вы грешники? — удивился Илья. — Не убили, не украли, никого не обманули.

— Что ты, что ты, Илюша! — машет руками мать. — Безгрешен только Бог и Ангелы Его. Мы же грехами, как куры перьями, утыканы.

А вот уж кукушки и сизые галочки в дремучий муромский лес прилетели. Пробудили своими криками небесного Илью Пророка и отдали ему райские ключи. Седой Илья, громыхая, отпер ими небо, и хлынули на землю майские дожди. Живая эта вода смыла и утопила с лица земли все злое, мерзкое, греховное и напоила ее божественной влагой.

И вновь, как в первый день создания, стала земля молодой, пахнущей травами красавицей. Видно, недаром при крещении людей в Святую воду окунают. Только она сможет смыть с души все прежние грехи и возродить к новой, чистой жизни.

В начале мая, оглушенный пением тысяч невидимых в ночи соловьев, Илья, блаженно зажмурившись, думал: «Нет, ни в заморских странах, ни в славном Киеве таких певцов не слыхали. Только в Муроме такая радость живет».

А вот уж лягушка квачет — овес скачет, комары зазвенели, скоро огурцы сеять. Вокруг Мурома нежно-зеленые ковры расстелились.

— И муравы такой духовитой нигде нет, — выглядывает в отворенную дверь Илья, — недаром, видать, Муром наш Муромом назвали.

Лето в зеленом сарафане по весенним разливам на челноке приплыло. Святая Троица тихо с неба спустилась, и теперь все три богоносных Ангела в каждом доме незримо за столом отдыхают.

Кузнечики на жаре расцокались. Всем лето пригоже, да макушка тяжела. Скотина, задрав хвосты, по полям косится — оводы-аспиды заели.

На зеленые июльские луга Козьма и Дамиан пришли — все на покос пошли.

Ефросинья из лесу черницы[3] в лопушке, как когда-то Улита, Илье принесла. Грустно улыбнулся Илья и сказал чуть слышно: