Спасения не будет - [16]

Посчитав, что другого случая обезопасить себя не будет, я наглядно показала всем, кто из нас двоих владеет проклятой магией. Я запеленала неподвижное тело «Роиль» в светящийся кокон, свитый из лучиков света. Все выглядело так, будто лишившись сознания, она утратила контроль над своей силой и больше не могла сдерживать особое излучение энергии. Эти тонкие энергетические вихри, закручивались вокруг нее, наполняя ее ауру белым сиянием, что и вызвало волну изумления у всех, даже у дремов, которые не были причастны к магии и не владели иным зрением.

Площадь гудела, работяги укладывали столб сухими дровами и вязанками хвороста, а всадники, выстроившись в две шеренги, сдерживали горожан, желающих подойти ближе, чтобы насладиться зрелищем мучительной казни. Я преодолела последние ступени и в образе своей подруги по несчастью, предстала перед посвященным. Жестко и непреклонно из-под нависших век смотрели его широкие, поглотившие почти весь белок зрачки. Невысокое холеное тело плотно облегала выбеленная тога с расшитым платиновой нитью орнаментом. Шею оттягивал амулет со знаком «истины», который давал своему обладателю право удостоверять небесную волю и мирской закон. Выбритая голова, лицо, лишенное бровей и ресниц, — были основным отличительным признаком всех посвященных, высших носителей власти. Мне следовало выразить свое почтение, но я не смогла. Не смогла преклонить голову перед представителем Совета Судеб, который испокон веков истреблял моих братьев и сестер по силе.

— На колени, — раздался басистый голос за спиной, сразу за которым последовал удар. Я рухнула на колени перед посвященным Совета Судеб так низко, словно готова была целовать его ноги в плетеных сандалиях.

Раскинув в стороны руки и приветствуя всех собравшихся на площади, городской глашатай выступил вперед:

— Испокон веков лариусские земли имели преимущество! Благодаря вечному правлению нашего короля БегГара Шампуса и вечным скалам в королевстве царит мир и спокойствие. Мы растим своих детей в любви. Мы занимаемся ремеслом, возделываем поля и собираем урожаи, торгуем. Мы народ, обретший мир в своей душе! Но! — глашатай замолк, взгляд его упал на «Роиль» и он продолжил, пробирающим до костей голосом:

— Каждый из вас хоть раз слышал ту страшную историю, дошедшую к нам из-за океана. На зов «иной» прилетит одинокий ворон, не имеющий тени. Слуга ночи и сила иной откроют врата глубин ночного мрака. И вырвутся на волю огромные змеи, и укроют они черными крыльями землю, и погрузят ее в смертный сон. «Иные» — зло! И если сегодня мы сжалимся над ней, то уже завтра… она будет плясать на наших трупах.

— Смерть «иной»! — разорвал тишину крик.

— Сжечь!

Уже через мгновение площадь скандировала всего одно слово:

— Сжечь! Сжечь! Сжечь!

Глашатай ликовал вместе с толпой в ожидании, когда захваченная мстительной силой охмелевшая толпа, ринется к эшафоту с единственным желанием, разорвать на куски обездвиженную девицу. Всадники с трудом сдерживали коней, приученных грудью давить своих врагов.

— Да, страх велик, но мы в силах предотвратить гибель нашего мира! Жертвой станет «иная»! — уже орал глашатай, указывая на «Роиль», в которую из толпы полетел первый пульсар. Сгусток огненной энергии врезался в мерцающую пентаграмму и взорвался, опалив жаром лицо «Роиль». И пока «иная» не пришла в сознание, а ситуация не вышла из-под контроля, глашатай приказал:

— Привести приговор в исполнение.

Магические пентаграммы над эшафотом развеялись как дым, и огонь в одно мгновение охватил сухие ветки, подбираясь к ногам своей жертвы. Я заставила себя смотреть, как приходит в сознание «Роиль», как ее лицо искажает гримаса боли и она запрокидывает голову. Крик полный ужаса вырвался из ее глотки, отдаваясь звоном в моих ушах. Ее тело выгнулось, и железные цепи врезались в грудь. На мгновение она скрылась в густых клубах дыма, и рубаха схватилась огнем. От едкого дыма моя голова замутилась, но я упрямо продолжала держать иллюзию, пока хлесткие языки пламени не оставили от бирюзового платья лишь несколько черных оплавленных лоскутов.

Столб дыма еще вздымался в небо, когда глашатай взбежал на помост и, внезапно склонившись ко мне, тихо заметил:

— Повезло тебе. Казнь усечением считается гуманной.

— Значит… все уже решено?

— Что ты?! Твою судьбу будет решать народ, — простодушно сказал он.

— Народ? — прохрипела я, обводя туманным взглядом ликующую площадь. И горожане, и жители предместья находили в казнях удовольствие, видели в них глубоко символичное действие. Сказать по правде, в этот момент я сомневалась, что у меня есть хоть малейший шанс на спасение.

— Тогда зачем…

— Сказал про обезглавливание? Ободрить хотел. Уж больно ты бледная. Того и гляди в обморок свалишься.

Глашатай тряхнул головой и шагнул к краю помоста.

— Жители Лариусского королевства, сегодня, в честь празднования Солнечной короны, мы даем вам право самим решить судьбу еще одной заключенной, — провозгласил он, указывая пальцем на меня. — Эта женщина с лживым раскаянием в глазах, совершила два гнусных убийства. Вместе с напарником в темном переулке она подкараулила торговца вином, намедни совершившего крупную сделку, и перерезала ему горло, а после обчистила его карманы. Но, видимо, человеческая жадность победила разум и, прикарманив долю своего напарника, она, пользуясь магией земли, обрушила на него старую постройку, похоронив его под глыбами камня. Признаться, мне становится страшно от одной только мысли, что такие уроды, как она ходят по нашему городу. И все же… ее судьба в ваших руках! Вам решать даровать ей свободу, или же… смерть.