Спасатель - [4]

Я не успела еще забраться по вихляющему под ногами веревочному трапу, нижний конец которого натягивал Игорек, когда сверху, у меня над головой, раздался весьма строгий, если не сказать суровый, голос. Неприятный голос, сразу слышно было, что принадлежит он человеку, облеченному властью.

– Кто?

– Из Тарасова. ФГС-1, – ответил наш майор, привычным жестом протирая платком свою лысину…

«ФГС – это значит федеральная группа спасателей, – размышляла я, перелезая через леер, натянутый над кормовым бортиком. – А единица – это код допуска. Допуск у нас высокий, мы можем работать практически везде, кроме космодромов и пусковых шахт стратегических ракет. Там нужно иметь нулевой допуск. А на такой аварии, как здесь, достаточно было бы и тройки…»

– Документы! – сурово потребовал тот же голос, и у меня возникло ощущение, что нас почему-то арестовали и допрашивают.

Теперь я рассмотрела человека, который выражался столь односложно. Он был высокого роста, очень худой, с острым носом и впалыми щеками. Взгляд его настороженно скользил по нашим лицам, и мне показалось, что я уловила нечто вроде усмешки, когда он на секунду задержался на мне… Слишком долго, пожалуй, задержался…

«Высокомерие по отношению к женщинам – верный признак обостренного чувства сексуальной неудовлетворенности… – машинально отметила я про себя. – Синдром Паниковского – «меня девушки не любят»… Как следствие – повышенная агрессивность к представителям своего пола, в которых подозреваются более удачливые сексуальные конкуренты…»

Григорий Абрамович протянул ему наши бумаги, тот взглянул в них мельком и, удостоверившись, что в них все в порядке, вернул нашему майору.

– А это тоже спасатель? – спросил он у Грега, указав на меня и вложив в последнее слово откровенную иронию, даже издевку.

– Экстремальный психолог второй категории капитан МЧС Ольга Николаева, – опередила я ответ своего командира, а то начнет сейчас мямлить.

– А вы, собственно, кто? – сообразил наш начальник, что отчитываемся мы перед каким-то неизвестным нам человеком…

– Полковник Краевский. Федеральная служба безопасности, – подчеркнуто внушительно произнес тот и посмотрел на нас свысока…

Пожалуй, даже слишком внушительно для нормального социального самоощущения. Такой взгляд скорее характерен для личностей, не удовлетворенных своим положением. Высокомерие, если уж оно взято на вооружение, становится универсальным способом психологической защиты…

– Тьфу, черт! – Кавээн сплюнул ему под ноги. – А я смотрю – чего такой худой-то, мать твою? Иссох, наверное, без опасности-то? Пошли, мужики, работать надо, а не лясы точить…

«Мужиков» я прощаю только Кавээну, скажи такое Игорек, ему не поздоровилось бы… Но Игорек себе такого и не позволил бы, он-то как раз меня как женщину воспринимает. У Игорька совсем другие проблемы. Ему его место в жизни не нравится… Но для высокомерия он слишком открыт. Его психологическому типу больше подходит обида… Вот он на нас, капитанов с майорами, и обижается…

Кавээн двинулся вдоль бортика, мы – за ним, огибая рваное железо и внимательно глядя под ноги, – такие места всегда чреваты сюрпризами. Не заметишь, как окажешься где-нибудь в трюме, заполненном водой… А если еще упасть на груду искореженного металла… Можно считать, что твоя карьера на этом закончена. Тебе будет светить только пенсия по инвалидности. Это в лучшем случае. В худшем – вместе с карьерой на этом завершатся и твои жизненные заботы.

Впереди меня наш осторожный Григорий Абрамович что-то вполголоса выговаривал в спину Кавээну. Его слов я не расслышала, но ответил ему Кавээн громко, не скрываясь и не деликатничая:

– Да пошли они, козлы… Я ФСБ не подчиняюсь…

Абрамыч опять что-то забубнил.

На судне уже работала группа спасателей, человек десять. Впрочем, судном останки теплохода можно было называть с большой натяжкой. Скорее оно напоминало гигантское корыто, в которое навалили груду покореженного металла, или плавучий гроб, общую могилу для… Вот это-то мы и должны установить – количество погибших, а самое главное – разыскать и вытащить из обломков тех, кто еще жив, кому можно еще помочь…

Теплоход стоял наискось между двумя опорами моста, не касаясь ни одной из них бортами и уткнувшись носом в лежащий под водой мостовой пролет. Только бурлящая на поверхности вода указывала на то, что на дне находится огромное металлическое сооружение. Еще дальше, вниз по течению, тихо покачивались несколько катеров, с которых под воду спускались водолазы. Под катерами, как я поняла, были затонувшие вагоны, свалившиеся с моста в момент удара. Мы, кстати, так и не знали пока, сколько вагонов упало во время катастрофы. Вагоны не входили в наше поле деятельности, ими занимались другие группы.

Часть спасателей работала с носовой стороны, нам по плану, утвержденному госкомиссией, нужно было подойти к месту наиболее сильных повреждений со стороны кормы…

«Сергей Есенин» был еще недавно четырехпалубным теплоходом класса «река-море», то есть мог совершать плавания как по рекам, так и по внутренним морям, по Каспию, например, Балтике или Средиземноморью. Океанская волна для него была бы высоковата, но для балтийских переходов «Есенин» был в самый раз. Да он скорее всего и в первый свой рейс отправился именно по Балтике. Построен он был лет двадцать назад в той части Германии, которая тогда называлась ГДР, и пришел на Волгу через Беломорско-Балтийский канал. Это был внушительный для волжских берегов красавец, высокий, с косыми приземистыми трубами, с плавными обводами и гордо, высоко задранным над волжской водой носом. Мне показалось на миг, что я вспомнила его стоящим у тарасовского речного вокзала… Впрочем, теплоходов такого типа на Средней Волге не меньше десятка.