Спартанец - [35]

— Мы все рады твоему возвращению, владыка, и предлагаем тебе силу наших рук и верность наших сердец.

Царь опустил глаза в землю и прошептал:

— Велика твоя доблесть и благородство, Аристарх. Ты не боишься показать себя другом того, кто оказался неудачником, но подумай и позаботься о себе и о своей семье. Эти времена — суть времена лжи и злодеяний. Кажется, что доблесть и благородство навсегда покинули город.

Он повернул на улицу, ведущую к его дому, покинутому на долгие годы. Когда он шел, двери захлопывались перед ним, потому что люди поспешно прятались в своих домах. Когда он подошел к своему жилищу, то увидел, что его ожидают пятеро эфоров. Самый старший, слегка кланяясь, подал ему скипетр со словами:

— Приветствуем тебя, о, Клеомен, сын Анаксандрида. Вручаем тебе скипетр твоего отца.

Царь лишь сухо поблагодарил их. Он прошел через двери в свой дом, сбросил на скамейку пыльный королевский плащ и сел, склонив седую голову. Он услышал шаги позади себя, но даже не повернулся, приготавливаясь к удару кинжала в спину. Вместо этого он услышал голос, который был ему хорошо знаком:

— Выражаю почтение моему царю и приветствую брата.

— Леонид, ты?

— Да, я. Ты удивлен, увидев меня?

— Нет, не удивлен. Но я бы предпочитал увидеть тебя несколько раньше, вместе с друзьями, которые встречали меня во время приезда. И скипетр наших дедов я хотел бы получить из твоих рук, а не из рук того ядовитого змея…

— Клеомен, ты не должен был возвращаться. Всем известно, что ты убедил дельфийскую пифию пророчествовать против Демарата. Эфоры призвали тебя обратно, руководствуясь одним только страхом. Если это, вообще, не…

— Я знаю. Если это не ловушка, чтобы избавиться от меня раз и навсегда; я понимал и это, когда решил вернуться. Почти никто не вышел встретить меня, кроме Аристарха, Бритоса и всего лишь нескольких друзей. Даже тебя не было. Но я это понимаю. Город почти уже поздравил тебя с возведением в царское достоинство, а мое возвращение означает…

— Это совсем не означает то, что ты думаешь, — прервал его Леонид. — Я никогда не стремился к престолонаследию; мне предшествовал мой несчастный брат Дорей, который теперь покоится в далекой земле Сицилии, похороненный среди варварского народа. Когда ты уехал, душу мою охватила печаль. У меня не хватало храбрости поговорить с тобой. Я боялся, что ты можешь подумать именно то, что, как я вижу, ты думаешь и сейчас.

Клеомен слушал, сосредоточенно наблюдая за странными знаками, возникающими в золе очага.

Он поднял голову, разглядывая в тусклом свете лицо Леонида с коротко подстриженной бородкой цвета меди.

— Я признателен тебе за твои слова, Леонид. Это момент самой страшной горечи для меня. Судьба заявляет о себе слишком мрачно… В такие минуты, как эта, слово друга — единственное лекарство. Слушай меня, и слушай внимательно: для Клеомена все кончено. Сейчас я это уже знаю, хотя перед тем, как прибыть сюда, я еще питал некоторые иллюзии и надежды. Недобрая участь ожидает меня, и, возможно, только это и правильно; разве не я, в конце концов, тот человек, кто осмелился осквернить святость храма и нанести оскорбление божеству города Дельфы? Если на мне лежит проклятие, я не буду даже стараться избежать своей судьбы. Но ты не должен более встречаться со мной. Скипетр Анаксандридов скоро вернется к тебе. И ты не должен более пожимать мою руку, нечестивую руку того, кому боги отказали в своей благосклонности.

Леонид пытался прервать его.

— Нет, послушай, — продолжал Клеомен. — Ты должен поступать так, как я сказал, и Аристарх должен сделать то же самое. Передай ему, что я высоко ценю его дружбу и храбрость, но у него есть сын, доблестный воин, достойный славы своего отца. Я не хочу, чтобы его будущее было запятнано тем, что он оказывал мне помощь и был моим другом. Клеомен должен оставаться один, отныне и всегда, чтобы встретиться лицом к лицу со своей судьбой. Не осталось таких дорог, по которым я мог бы пройти.

Он поднялся на ноги.

— Прощай, Леонид. И помни тот день, в который я, без малейших колебаний, продал собственную душу, ради блага моего города и всех греков. Я не испытывал никаких колебаний, одобряя ложь и призывая ее, только ради того, чтобы она послужила возможности избавиться от Демарата, устранить его. Он защищал друзей-персов, варваров, а сейчас, мне это точно известно, он обратился с призывом к самому Великому царю! Но ничто из этого не имеет никакого значения. Уже решено и подписано, что Клеомен должен умереть, обесчещенным, в своем собственном городе.

Леонид внимательно смотрел в усталые глаза старого воина. Что осталось от былого беспощадного воителя? От холодного, ясного ума, способного разрабатывать смелые планы сражений и точно исполнять их, шаг за шагом? Он почувствовал глубокую жалость к этому человеку, которого произвел на свет его отец с другой женщиной, и которым он всегда восхищался, можно даже сказать, любил как настоящего брата.

— Возможно, ты и прав, — сказал он. — Немногим людям хватает храбрости бросить вызов богам, и ты — один из них, Клеомен. Я выполню все, что ты сказал, чтобы другие раны не терзали тело Спарты. Город ожидают тяжелые времена. Прощай, о наш царь. Я знаю, что ты не сделаешь ничего такого, что бы могло запятнать бы твою репутацию воина. В твоих жилах течет кровь Геркулеса.