Спартак - [11]

VIII

Гай разделил ванну с Лицинием Крассом, и он с удовлетворением узнал, что великий человек не из той школы, что позволила ему, Гаю, лично, приобрести все те утонченные качества, характерные для современного молодого человека из хорошей семьи. Он нашел Красса приятным и приветливым, и несмотря на одержанную победу, стремящимся узнать мнение других, даже тогда, когда эти другие лица не имеют особого значения. Они развалились в ванне, лениво плещутся, плавают взад и вперед, нежась в теплой, душистой воде, так сильно пропитанной ароматными солями. Тело Красса хорошо сохранилось, жесткий и плоский живот, никаких отвислостей, столь характерных для среднего возраста, он был полон молодой и боевой готовности. Он спросил Гая, ехали ли они по дороге из Рима.

— Да, мы ехали, и мы собираемся завтра в Капую.

— Вы не возражаете против знаков наказания?

— Нам было очень любопытно увидеть их, — ответил Гай. — Нет, на самом деле, мы не возражали против этого конкретно. Но тут и там, можно было увидеть тело, расклеванное птицами, что стало уже несколько неприятно, особенно если ветер дует в вашу сторону, и ничего нельзя с этим поделать, а девушки просто прикрывали занавески. Но, вы знаете, носильщиков это задело, и иногда им становилось плохо.

— Я предполагаю, что они поняли, — улыбнулся генерал.

— Возможно. Как вы думаете, есть какие — то чувства у рабов? Наши рабы, присматривающие за детьми, хорошо воспитаны по большей части, и большинство из них были биты кнутом, когда в детстве я учился в школе Аппия Mунделлия, но несмотря на свою силу, они не намного лучше животных. Они будут понимать? Я полагаю, трудно поверить, в наличие таких однородных качеств среди рабов. Но вам лучше знать. Как вы думаете, все рабы у Спартака чувствовали что — то?

— Я думаю, что большинство из них.

— Правда? Вы можете совершенно не беспокоиться по этому поводу.

— В противном случае, я бы не говорил про эти дела с распятиями, — объяснил Красс. — Это расточительно, и я не люблю отходы ради отходов. Кроме того, я думаю, что убийство может иметь неприятные последствия, слишком много убийств. Я думаю, что это «что — то» делаемое для нашего блага сегодня, может повредить нам позже.

— Но из — за рабов? — запротестовал Гай.

— Что так любит говорить наш Цицерон — раб является инструментом говорящим, в отличие от животного, который инструмент полу — говорящий, в отличие от обычного инструмента, который мы могли бы назвать инструмент молчащий. Это очень умный способ классификации, а я уверен, что Цицерон очень умный человек, но Цицерону не пришлось сражаться со Спартаком. Цицерон, для своей логики, не должен оценивать потенциал Спартака, потому что он не должен проводить ночи без сна, как делал я, пытаясь предвидеть, что задумал Спартак. Когда борешься против них, вдруг обнаруживаешь, что рабы нечто большее, чем инструменты говорящие.

— Знали ли вы его, — я имею в виду лично?

— Его?

— Спартака, я имею в виду.

Генерал рефлекторно улыбнулся. — Не совсем, — сказал он. — Я создал свою собственную картину его, сопоставив вместе то и это, но я не слыхал, чтобы кто — нибудь знал его. Как возможно его знать? Если ваша неразумная собака, вдруг побежала и сделала нечто разумное, она все равно будет собака, не так ли? Трудно знать. Я создал свой образ Спартака, но я не предполагаю, что написал его портрет. Я не думаю, что кто — то может. Возможно те, кто, висят вдоль Аппиевой дороге, но и сам этот человек, уже как сон. Теперь мы переделаем его обратно в раба.

— Каким ему и полагается быть, — сказал Гай.

— Да-да, я тоже так думаю.

Гаю стало затруднительно продолжать обсуждать эти вопросы. Дело не в том, что у него было так мало военного опыта, правда заключается в том, что он не интересовался войной;. все же война была обязанностью его касты, его класса, его места в жизни. Что этот Красс о нем думает? Его вежливость и внимательное отношение непритворны? В любом случае, семью Гая нельзя игнорировать или принижать, а Крассу нужны друзья, потому что вся ирония в том, что это генерал, который выиграл жесточайшую, возможно, во всей римской истории войну, получил от этого достаточно мало славы. Он боролся против рабов и победил их — когда эти рабы почти победили Рим. В этом было любопытное противоречие, а скромность Красса вполне может быть реальна. О Крассе не сложат легенды, не споют песен. Необходимость забыть всю эту войну, принижала его победу все больше и больше.

Они вылезли из ванны, и ожидающие их рабыни, окутали их теплыми полотенцами. Во многих, более образцовых местах, все не было организовано и наполовину, как у Антония Гая, чтобы предвидеть и удовлетворить потребности гостя. Гай думал об этом, пока его вытирали насухо; в старые времена, как его учили, был мир, полный мелких князьков, маленьких царств и княжеств, но мало кто из них был бы в состоянии жить или отдыхать в стиле Антония Гая, не слишком могущественного или важного землевладельца и гражданина Республики. Скажите, чем бы мы были, ведь Римский образ жизни является отражением тех, кто наиболее подходит и способен управлять.