Спартак. Бунт непокорных - [10]

Управляющие били их, истязали, насиловали и убивали без разбора. Все забыли мудрые слова Катона Старшего, который сказал, что «рвение к труду у рабов, говорящих орудий труда, тем сильнее, чем мягче к ним относятся, позволяя перерывы в работе». Но никто не ценил этот разумный совет, и в порт Сицилии прибывали тысячи рабов, фракийцев, парфян, сирийцев, евреев, греков, и с ними обращались как с пленниками.

Иаир положил руку на колено Спартака.

— Позже и я стал рабом. Но воспоминание о том, что происходило в странах, граничащих со Средиземным морем, живо во мне, будто я сам видел, как легионеры и торговцы рабами продают и покупают пленников, загоняют их в трюмы кораблей, направлявшихся на Сицилию. Там находились огромные поместья, где сеяли и собирали хлеб, который был нужен Риму, ненасытному Риму, чтобы накормить его горожан, обогатить сенаторов, трибунов, заплатить легионерам.

На Сицилию привозили столько мужчин и женщин, там рождалось столько детей, что хозяева и их управляющие решили, что поступают правильно, обращаясь с ними более жестоко, чем с животными.

Когда не хватало рук, они сообщали об этом купцам в Делосе, которые быстрее других доставляли рабов по Средиземному морю.

Иаир откинул голову назад.

— Меня продали в Делос, — сказал он. — Каждый день на этом маленьком острове продавали более десяти тысяч рабов. Нас было так много, что мы напоминали пчелиный рой.

Он скрестил руки на груди и улыбнулся.

— Я говорил тебе об огне и стихийном бедствии, поразившем Африку, о войнах рабов. Пастухи, которые в начале войны были детьми, вспоминали о ней с ужасом, их глаза сверкали так, будто они выпили крепкого вина.

Восстание началось с того, что четыре сотни рабов недалеко от города Энна подняли мятеж. Они были приговорены к смерти, а теми, кто не боится за свою жизнь, нельзя управлять. Они собрались вокруг одного сирийца. Пастухи говорили, что он был огромного роста. Может быть, он был таким же большим и сильным, как и ты, Спартак. Его звали Евн, и он провозгласил себя царем.

Через несколько дней он стоял во главе двадцатитысячной армии. К нему пришли рабы со всего острова, свободные крестьяне, бывшие солдаты, пастухи, погонщики быков и женщины. За короткий срок они проделали путь в двести миль. Они взяли города Энну, Агригент, Таормину. Восстание охватило остров, как огонь сухую траву. Восставшие сражались насмерть, их армия была как тучи саранчи, пожирающей корни, листву и кору деревьев. Да, Спартак, война рабов на Сицилии была похожа на стихийное бедствие. Если консулу удавалось потушить пожар в одном месте, возникали новые очаги пламени, и костер снова разгорался.

Когда Евна казнили, появились новые цари, которые встали во главе новых повстанцев. После Евна были Сальвий и Афинион, о которых с уважением говорили, что один — фракиец, а другой — грек. Они были еще более жестокими, чем Евн, потому что знали, какая судьба уготована им легионами нового консула.

Трупов было так много, что их гниющие горы напоминали стаи саранчи, потопленные сильным ветром у берегов Африки. Тогда одно бедствие стало причиной другого: тысячи людей умерли от гниющего воздуха, возникшего от скопления мертвых насекомых.

Так же было и на Сицилии. Земля, говорили пастухи, была пропитана кровью и покрыта разлагавшимися трупами: травы были отравлены, и любой, кто ел мясо или хлеб, умирал.

Иаир замолчал.

Спартак сначала сидел неподвижно, затем медленно поднялся, опираясь на ствол дерева, глядя прямо перед собой.

— Они завоевывали города, — сказал он. — Они правили на землях тех, кто обращался с ними, как с говорящими животными.

Он повернулся к Иаиру.

— Ты говорил, что глаза пастухов блестели при этих воспоминаниях?

— Восстания были подавлены. Рабов истребили, как саранчу, — ответил Иаир.

— Но прежде, — сказал Спартак, — они отомстили за себя.

Иаир пожал плечами.

— Мир остался таким, каким и был. Сейчас на рынках в Делосе каждый день продают тысячи людей. Еще никогда на Сицилии и в итальянских деревнях не было такого количества рабов. К сирийцам, фракийцам, парфянам, нумидийцам и евреям римские легионы прибавили еще галлов, даков и германцев.

Спартак, казалось, не слышал его.

— Восставшие умерли свободными, — сказал он.

9

Спартак шел далеко впереди Аполлонии.

В полдень она перешла на бег, чтобы нагнать его. Она обняла его, желая, чтобы он полюбил ее там, среди высоких полевых трав. Он сжал ее руки, огляделся, будто желая пронзить взглядом мрак северного леса. Они вернулись сюда, потому что здесь было легко охотиться.

Аполлония обняла его, повисла, обхватила ногами. Их тела раскачивались, и он вошел в нее, выгнув спину, подняв голову к небу, закрыв глаза.

Но внезапно он оттолкнул ее и она упала на землю. Спартак пошел прочь, и Аполлония отправилась за ним, снова отставая.

Иаир следовал за ними в нескольких сотнях шагов, но они заметили его только ночью, когда Спартак нашел подходящее место и разжег огонь, ударяя камнем о кремень над хворостом.

Иаир сел там, где свет огня не разрывал пелену ночи. Он скрестил руки, опустил подбородок на грудь, поел ягод, которые собрал по дороге, не обращая внимания на аромат мяса, которое Аполлония жарила на раскаленных углях. Спартак ходил взад-вперед, часто останавливался возле Иаира, наконец сел перед ним. Иаир протянул руку ко лбу фракийца, коснулся шрама.