Сожженные мосты. Часть 3. Исток зла - [60]

Так в результате этой глупой истории на улице Захедана я лишился единственного оружия, которое у меня было в Персии. Хотя — если бы даже и не лишился — вряд ли бы оно мне чем-то помогло в будущем.

Уже на дороге на Керман (полицейские сопровождали меня до границы города Захедан, а потом отстали) я услышал, как звонит телефон. Отправляясь в поездку, я дал наказ не беспокоить меня кроме как по экстренным случаям — но мало ли что могло случиться.

А вот номер то и не определен…

— Слушаю! — сказал я, совершив тем самым правонарушение: нельзя было разговаривать по телефону и одновременно вести машину.

— Доброго здоровья, поросенок!

Сначала подумал, что звонит Володька Голицын… через секунду сообразил — кто.

— Здоровья и тебе.

— Я могу воспользоваться твоим гостеприимством?

— То есть? Ты направляешься в…

— В Одессу. Ближайшие пару дней я проведу в Одессе.

— Мой дом — твой дом, так всегда будет.

Воронцовский дворец. Сколько же я там не был… шесть… нет, больше. Сколько же я там не был…

— Я бы желал видеть и тебя здесь. Перекинемся картишками, вспомним старые времена.

Еще с детства мы, тогда еще юнкера и гардемарины выработали свой, особый язык общения. Перекинуться в картишки — есть серьезная тема для обсуждения, вспомним старые времена — нечто срочное, не терпящее никакого отлагательства.

— Я вышлю самолет.

Я бросил взгляд на часы.

— Часа через четыре я буду в Тегеране.

— Хорошо. Самолет особой авиаэскадрильи, посадка в Мехрабаде. Удачи.

— И тебе.

21 июня 2002 года Басра, район Субхайя

… И в борьбу не вступил

С подлецом, с палачом

Значит, в жизни ты был

Ни при чем, ни при чем…

Ни при чем!

Басра… Восточный Санкт Петербург…[59]

Князь Владимир Голицын поехал сюда по одной простой причине — он знал, что город этот, который он любил и который не раз навещал — он увидит в последний раз.

С самого начала, еще только ввязываясь во все это — он не знал, не осознавал суть происходящего и думал, что это обычный заговор арабов, направленный на построение независимого арабского государства в тех или иных границах, возможно при поддержке извне. Какое-то время он подозревал и заговор евреев — те давно грезили о собственном государстве там, где оно у них было две тысячи лет назад — подозревал, пока не встретился с Руфью, не узнал еврейских «террористов» поближе. Но он никак не ожидал встретить то, что встретил.

Любое государство — что маленькое, что большое — всегда держится на некоторых основополагающих идеях и понятиях, позволяющих каждому конкретному гражданину или подданному в каждый конкретный момент ответить — для чего существует это государство, для чего они живут все вместе, а не по раздельности. Это очень важно — чтобы в государстве было нечто такое, что объединяло бы всех. Вопреки расхожим представлениям Российская Империя — как и Британское Содружество наций не были «тюрьмой народов, объединенных штыком солдата, нагайкой казака, да веревкой палача» — ибо миллиард человек невозможно удержать вместе, в едином государстве ни веревкой, ни штыком, ни нагайкой — если они сами не хотят этого. Штыком и нагайкой держалась Священная Римская Империя Германской нации — и то, в шестидесятых-семидесятых годах уже появилось на свет первое поколение, считающее для себя нормальным жить в единой стране, а не порознь. Так и в России — все жили вместе, потому что это было просто — нормально.

Одной из скреп, держащих вместе единое государство — в любом государстве является элита, или аристократия. От элиты, составляющей по численности от пяти до десяти процентов от общей численности населения страны зависит очень многое, ибо никакое общество не может жить без лидера, и даже никакое стадо не может идти вперед без вожака. Элита еще больше, чем все общество нуждается в единстве, и как единение двух государств или народов начинается с единения элит — так и раскол начинается с раскола в элитах. Государство не может существовать единым целым, если элиты по тем или иным причинам решили разрушить его и растащить куски. Раскол в элите — это самое страшное, это преддверие беды.

А князь Голицын сейчас видел именно это.

Прозрение наступило после разговора с однокашником по училищу, прибывшим в Багдад позавчера для прохождения службы. Андрюха… то ли он был пьян, то ли просто расслабился — но он заговорил. Сказал то, что говорить был не должен, всего лишь несколько слов. Но для Голицына, пребывающего в Багдаде уже не первый год, этих слов было достаточно, они одновременно и перевернули его сознание с ног на голову — и поставили все на свои места. Сам собой отпал вопрос, который не давал ему покоя — как столько родовитых аристократов и потомственных военных дали вовлечь себя в заговор арабов. А теперь он все понял — разом!

И все же — кое-что он не понял, он не смог выиграть у системы даже самый последний в жизни бой. Он думал, что услышанные им слова — всего лишь результат излишне выпитого на жаре, в то время как это было результатом спланированной и тщательно просчитанной комбинации. В самый последний момент он должен был узнать правду, настоящую правду, ту что для внутреннего пользования, для своих. И потом, вооруженный этой правдой он должен был сделать всего лишь один ход, тот самый который от него ждали — никакого другого ему сделать не дали бы, пресекли. После этого — он становился лишним. Отыгранной картой, которую можно сбросить под стол.