И генерал заговорил, сбивчиво повторяя все, что говорил этот молодой человек в пальмовой накидке. И стены задрожали, отзываясь гулким эхом на грозные слова пророчества…
Тем, кто сделал меня носителем истины, я клянусь, что даже если миру останется жить только один день, Аллах сделает этот день достаточно длинным для того, чтобы осуществилось пришествие моего сына Махди. После появления халифов, тиранических королей и принцев, родится человек моего рода, который переполнит мир справедливостью, как ранее он был переполнен угнетением и неравенством. Махди родится во время, когда между людьми будут ссоры. Он появится в то время, когда выпадет обильный дождь и когда на земле не останется более растений. Он будет одним из нас. После того, как он родится, Иисус, лик Аллаха, снизойдет и будет молиться позади него. Жители неба и земли будут им благословлены. Он разделит богатства с беспристрастностью. А когда его спросят, значит «разделить богатства с беспристрастностью» он ответит: «Всем поровну». Махди, разделяя богатства между людьми, будет действовать справедливо, так что никто не окажется более в нужде. Страх он вселит в сердца врагов его. С помощью Аллаха он утвердится. Под его руководством земля откроется, так что все скрытые в ней сокровища обнаружатся. Его империя объединит Восток и Запад. Аллах сделает свою религию в руках Махди всепобеждающей, вопреки сопротивлению многобожников.
И в это время никого не останется на земле, кроме тех, кто уверовали и кто повторяют, что нет бога кроме Аллаха. Воистину так будет![20]
Генерал говорил, не замечая, что каждое произносимое им слово пророчества совпадает с ударом сердца.
Потом наступила тишина. Только сердце продолжало стучать.
— Ты великий грешник, не так ли, Камияб. Ты не шел по пути Аллаха, ты преступал и шайтан был поводырем тебе на пути жизни твоем.
Слезы потекли по щекам генерала — искренние, впервые за долгое, очень долгое время.
— Да, это так, святейший.
— Ты лгал, предавал, грабил, насиловал и убивал, ты не был предан даже Иблису, которому служил каждый день, и которому посвящал деяния свои.
— Да, святейший.
— Но Аллах, истинный господин наш сказал: спасутся те, кто уверует! Веришь ли ты в Аллаха, Камияб, искренняя ли твоя вера?
— Я хочу верить… — плача, произнес генерал.
— Так поверь. Ведь всевышний Аллах сказал: «Не сравнятся люди с теми, кто расходовал и сражался до победы. Эти выше степенью, чем те, которые расходовали и сражались после этого. Но каждому из них Аллах обещал наилучшее, и Аллах ведает о том, что вы вершите!»[21] Готов ли ты, Камияб, искренней верой искупить грехи твои и встать на путь священной войны — Джихада?! Ведь язычники сильны, победа далека и когда наступит день ее — истинно говорю, велико будет воздаяние тебе, как и всем кто сражался во имя ее. Готов ли ты принять наше братство и стать нам братом?
И генерал ответил.
— Да, готов.
— В таком случае — стены снова завибрировали, многократно отражая эхо — повторяй в точности за мной.
Истинно вручаю тело и душу свою делу святого Джихада, и клянусь идти по пути его, как бы труден он не был. Клянусь хранить печать молчания на устах своих, и клянусь прибегать к такия, когда будет нужда — и да не увидит всевышний Аллах греха в этом! Брат всем братьям моим, клянусь словом и делом, явным и тайным приближать пришествие Махди, и способствовать распространению дела его по всей земле. Пусть все братья будут свидетелями клятвы моей, и да поразит меня кинжал гнева их, если я отступлю от клятвы своей. Аллах мой Бог, Махди мой пророк!
Когда генерал произнес это — он вдруг почувствовал, как все плохое, злое что было в нем — оно сгорело в пламени терзавшем его, исторглось наружу со слезами его. И не осталось в душе ничего кроме веры.
— Поднимись с колен! — сказал Махди — ибо негоже отдавать такие почести всем, кроме всевышнего Аллаха!
— Но разве…
— Я всего лишь раб его, равно как и ты, генерал Камияб. И до победы еще далеко. Помни клятву свою, выполняй обет свой, помогай братьям своим — и всевышний Аллах не оставит тебя милостью своей.
И с этими словами Махди отвернулся, и вошел обратно в стену и стена поглотила его. А генерал остался стоять, оглушенный, растерянный — и слезы жгли щеки его похуже, чем бушевавшее здесь адское пламя.
Через какое-то время — генерал так и стоял молча — открылась дверь и в комнату вошел полковник Ахлаги.
— Пойдем, брат — буднично сказал он — нам нужно возвращаться. Иначе может случиться беда, большая беда.
Генерал позволил взять себя за руку. Вместе они вышли в коридор.
— Это… это был Махди?
— Тише! — полковник огляделся — не стоит произносить вслух имя его. Неверные стремятся уничтожить его, он является только избранным — как явился сегодня нам, брат!
— Но что мне делать? Что мне теперь делать? Что мне теперь делать?!
— Делай то же что и всегда, брат! Помни — неверные уничтожат тебя первым если ты откроешься им! Неверные хотят уничтожить всех нас — и уничтожили бы, если бы Аллах не открывал посредством его их гнусные замыслы! Я помогу тебе, брат, идти по пути его — и не сорваться в пропасть, как когда то помогли мне. Ведь это благо перед лицом Аллаха — помочь брату своему идти к Нему. Пошли к машине!
