Сожженная земля - [9]

Обитатели лодки очутились внутри гигантского грота. На его стенах и сводах мерцали прозрачные камни. То были чистые алмазы невероятных размеров, каких не видел ни один смертный в подлунном мире. Холодное свечение падало бликами на поверхность реки, и казалось, что под водой сияют такие же алмазы.

Ладья скользила по мерцающей воде. Ее нос врезался отражение алмазного света; блики вздрагивали и рассыпались. Чем глубже вплывала она в недра грота, тем холоднее становился воздух. Своды грота покрывала изморозь, искрились и блестели снежинки вокруг алмазов.

Гребцы на ладье поежились. Вход в царство Владычицы был неуютным и неприятным для теплокровных созданий. Мужчина не шелохнулся. Он больше не чувствовал холода. Его тело утратило тепло с тех пор, как он получил жизнь из рук Ледяной Владычицы.

Из одного грота ладья выплыла в другой, еще более громадный. Его стены пещрели уже не отдельными алмазами, а целыми россыпями. По берегам реки высились кристальные колонны. Ладья прибилась к берегу. Мужчина шагнул с кормы на гладкую, будто отполированную поверхность.

Своды грота уходили так высоко, что терялись в темноте. Навстречу прибывшему торопливо приблизилась фигура козлоногого сатира. Он был выше и крупнее сородичей-гребцов, широкоплечий и широкозадый. Его мужское, а точнее — козлиное достоинство вовсю выпирало из шерсти и вызывающе топорщилось. Рога у козлоногого тоже были длиннее и толще, чем у других особей. Он смотрел на человека с презрением и отвращением.

— Я знаю тебя, маг. Ты тот, кто жаждет власти над целым миром. Жаждет доказать, что нет в мире силы, превосходящей его собственную. Так вот, эта сила есть. Она здесь, у Владычицы и Ее слуг. Ничтожнейший из Ее рабов превосходит тебя силой. Я, Вион-Меш, ничтожный перед Нею, велик перед тобой. Я велик, ты ничтожен.

Мужчина поклонился. Долгие десятилетия он не кланялся никому — даже монархам. Зато ему кланялись все. Все изменилось, когда пробудилась богиня. Он склонился перед Ней, даровавшей ему жизнь. Если придется пресмыкаться и перед Ее слугами, он готов.

— Я понял тебя, Вион-Меш. Ты велик, я ничтожен.

Козлоногий скривился.

— Я читаю в твоей душе, маг, а во рту. Ты хочешь присмотреться. Испробовать нас в деле. И потом завоевать свое место подле Владычицы, оттеснив нас. Даже не пытайся. Ты очень скоро поймешь то, что сказал. Поймешь по-настоящему.

* * *

Сотнями миль восточнее подземной пещеры, в сердце дремучего леса, на густой траве и древесных корнях лежала ничком девушка. Тело содрогалась в беззвучных рыданиях. На несколько мгновений дивный мир, которому она принадлежала, впустил ее. Раскрыл непостижимое богатство форм, смыслов, ощущений, бесконечную вариативность и переменчивость, но в то же время — постоянство сути, которое так тяжело обрести в материальной Вселенной.

А затем исторг ее обратно в эту самую Вселенную. Просто исчез. Будто был лишь видением, плодом ее воображения. Девушка обнаружила себя лежащей на густой траве, под сенью раскидистого бука. Незнакомое место привычного материального мира. Сердце охватила тоска. Душа рвалась обратно в дивное тонкое пространство, которое открылось ей и тут же отторгло, не позволило остаться, отказало в сопричастности. Этот удар и потеря стали самыми горькими для девушки, горше всего, что ей довелось пережить.

Она зарыдала, оплакивая утрату. А потом на нее снизошло умиротворение, словно невидимая материнская рука коснулась ее. Она открыла глаза и увидела двух женщин. Одна из них действительно протягивала к ней руки. Ее прекрасные глаза светились нежностью и любовью. Ее лицо было таким родным.

Она видела его на портрете в своем родовом поместье. Видела минуты назад, когда Элезеум явил ей все свои формы разом. Она узнала лицо матери.

Вскочив, девушка бросилась в материнские объятья. Ее охватили спокойствие и блаженство, которых она никогда не знала в человеческой жизни. Вот как оно было у тех фей, кого не разлучали с матерями… Кого не лишили материнской близости, не отсекли от целительной силы Элезеума.

Она потеряла счет времени. Лораин не отстраняла ее, не выпускала из объятий. Обнимала дочь столько, сколько ей было нужно, чтобы утешить боль пережитых потерь и душевных ран. Когда наконец измученная душа Эдеры насытилась, и девушка смогла разомкнуть объятья, они посмотрели друг другу в глаза. Лораин улыбалась дочери, и улыбка насыщала Эдеру теплом и единением — чего ей так не хватало в жизни. Перворожденная фея взяла дочь за руку, и они опустились на траву.

Третья женщина, которая все это время стояла поодаль, приблизилась и села рядом. Ее лицо было спокойным и слегка отстраненным. Было сложно определить, что она чувствовала рядом с Эдерой и Лораин. Сострадала ли горю разлуки, разделяла ли радость встречи… Что таилось в глубине ее бездонных глаз, не могли прочитать даже феи.

— Светлая Иринел, — промолвила Эдера. Женщина склонила голову. Ее речь зазвучала внутри Эдеры, облекаясь не то в слова, не то в мыслеобразы — ясные, доступные, прозрачные импульсы в сознании.

— Приветствую тебя, Адеир, дитя, лишенное детства. Мы пришли вслед за тобой — твоя мать и я. Лораин даст тебе тепло и ласку, в которых ты нуждаешься. Я дам ясность там, где ты пожелаешь обрести ее. Задавай мне любые вопросы. Если я ведаю ответ, то поделюсь им с тобой.