Сожжённая страна - [7]

С первого взгляда этих людей можно было принять за стайку шустрых мальчишек. Но лица, с тонкими чертами и узкие глаза, в которых застыла печаль, говорили об обратном.

Неожиданно первый мужчина встал и обернулся.

— Я Наир, — сообщил тот, обращаясь к Конану, — а это Морсен, Закив и Тафар. Мы стражи. Мы отведем тебя в наше селение.

— Селение? — удивился Конан. — Я блуждаю среди этих песков уже семь суток, но, клянусь Кромом, не обнаружил ничего, кроме песка и развалин.

— Когда-то люди жили и в других оазисах, — пояснил страж, — но они не слушали старейшин и совершали недозволенное. Поэтому вода ушла от них и теперь жизнь осталась только у нас. Потому что мы делаем только то, что нужно и это — хорошо.

Конан пожал плечами. Какое ему дело до умерших оазисов и забытом всеми богами селении? В его поясной сумке осталось несколько серебряных монет — более чем достаточно, чтобы заплатить за кров и еду. А на следующее утро он наконец-то покинет эти пески, которые, откровенно говоря, порядком ему надоели. Вряд ли в деревушке найдется что-нибудь достойное внимания, да он и не собирается задерживаться там дольше, чем это необходимо.

Но события последующих дней смогли убедить благородного варвара, что не всякое поспешно сделанное предположение оказывается верным.

* * *

Они медленно продвигались в сторону полночного восхода, поднимаясь на песчаные барханы и спускаясь вновь, пересекая участки твердой растрескавшейся под солнцем земли и с трудом преодолевая участки где песок казался зыбким подобно незамерзающему болоту в пиктских пустошах. К удивлению Конана все четверо стражей шли босиком. Их громадные ступни не проваливались там, где даже ему удавалось пройти с большим трудом. Более того, они оказались нечувствительны к жару, который варвар ощущал через подошву сапога из прочной бычьей шкуры.

Дойдя до развалин степы, путники остановились. Вблизи светлые камни, из которых стена была сложена, напоминали куски овечьего сыра.

Варвар не удержался и слегка ковырнул пальцем — камни крошились как сухой хлеб. Ветер и песчаные бури оказались сильнее самого твердого камня.

Что ж, место вполне пригодно для привала. В тени руин можно хорошенько вздремнуть, ожидая, пока спадет жара.

Но к удивлению Конана об отдыхе никто и не помышлял. Стражи извлекли из-под одежды нечто вроде деревянных лопаточек и принялись старательно отгребать песок от плиты, которая в отличие от всех остальных была ровной и гладкой, как если бы только что вышла из-под резца каменотеса.

— Так нужно, — был ответ удивленному киммерийцу — Мы всегда делаем то, что нужно.

Покачав головой, варвар устроился в тени, наблюдая за их трудами. Нужно так нужно, в конце концов, он никуда не торопится. Через несколько терций нижняя часть плиты засверкала под лучами солнца, уже ощутимо клонившегося к закату. Наир подошел и легонько уперся в плиту руками. Тяжелый камень со скрипом повернулся сперва в одном, а затем в другом направлении, после чего отъехал в сторону, открыв черный провал из которого пахнуло холодом и сыростью. Четверка стражей легко проскользнула в открывшийся лаз.

Конан, согнувшись в три погибели, последовал за ними. Едва он сделал несколько шагов, как каменная плита все с тем же зловещим скрипом встала на свое место.

Конан, видевший в темноте лучше любого из обычных людей, отметил, что они находятся в каменном тоннеле, плавно уходящим куда-то вниз.

Северянин вполне мог проделать весь путь, не нуждаясь ни в каком светильнике, но остальные не обладали настолько острым зрением или не сочли нужным им воспользоваться. Раздался звук ударяющихся друг о друга камней и вскоре тьма отступила перед огоньками крохотных светильников, в которых вместо жира была налита непонятная темная жидкость.

Должно быть, подземный ход проходил глубоко, потому что ноздри Конана уловили слабый запах сырости и плесени, что было странно для этих иссушенных солнцем земель.

Казенные стены были тщательно отполированы и местами украшены искусно исполненными барельефами.

Крохотные фигурки складывались в картины сражения между людьми и громадными многорукими чудовищами, их сменяли сцены любви и торжеств.

Конану особенно запомнилось изображение города, готового обрушиться в морскую пучину. Толпы людей, изображенных с величайшей тщательностью, пытались найти спасение, кто под сводами храмов, которым оставалось стоять всего несколько мгновений, кто в море, откуда уже высовывались призывно поднятые щупальца. В стороне от происходящего была высечена фигура полуодетой женщины, которая бесстрастно взирала на жуткую сцену, нежно прижимая к себе крохотную птичку. Женщина не выглядела ни злой, ни безобразной, но все же, взглянув в лицо каменного изваяния, варвар поймал себя на мысли, что ни за что не согласился бы провести с такой наедине даже пару мгновений.

Один из стражей остановился, не услышав за собой шагов гостя.

— Нужно идти, — произнес он, оборачиваясь и настойчиво махая рукой куда-то в темноту — нам нужно спешить.

— Кто здесь изображен? — спросил северянин. — И что это за сражение?

— Это древний народ. Они утонули в море. Давно.