Сожаления Рози Медоуз - [117]

– О, дела у нас лучше некуда, миссис Медоуз. Мы скоро увидимся.

Я медленно повесила трубку. Уставилась на записку. Почему я ничего ей не рассказала? Может, просто боялась, что она появится в моем доме, включив сирену полицейской машины и захлопав дверьми, и мой таинственный гость пустится наутек, а она выставит эту историю как изощренную уловку с моей стороны и обвинит меня в том, что я сама накатала записку? Или же было что-то еще? Я задумалась, встала и подошла к окну. Мне пришло в голову, что тот, кто подбрасывает мне в спальню фиктивные записки, и автор анонимного письма может оказаться одним и тем же человеком. Может, он и надеется, что я расскажу обо всем полиции? А если это один и тот же человек, не заманивает ли меня он в еще более страшную западню? Может, он хочет меня подставить? Да, подумала я с бьющимся сердцем, так оно и есть. Кем бы ни был автор письма, он наверняка думает, что мне не хватит духу прийти в дом в одиночку, что я наверняка позвоню в полицию – как я только что и сделала. Он думает, что я притащу с собой мисс Стальные Трусы. Я схватила записку. В ней говорилось: в два часа во вторник. Вторник сегодня. Я взглянула на почтовую марку на конверте. Письмо было отправлено два дня назад. Кто-то слепо положился на ненадежную почтовую систему и понадеялся, что письмо доставят вовремя. И его доставили, а сейчас – я сверилась с часами – уже без десяти двенадцать. Если я потороплюсь, то как раз успею к назначенному часу. Я колебалась ровно долю секунды, а потом послала все к чертям. С меня хватит. Если после всех моих страданий мне суждено кончить жизнь с ножом в спине, пусть так и будет. Но я поеду в Лондон и раз и навсегда выясню, какого черта здесь происходит.

Я бегала по комнате, хватая пальто, деньги, ключи, сумочку, и в последний момент поднялась наверх и наткнулась на… шляпную булавку. Мамочка всегда внушала нам с Филли, что когда едешь общественным транспортом или где-то еще, где могут промышлять подозрительные личности – по мнению моей матери, подозрительными были все, у кого плащ чуть потрепан, – очень важно иметь с собой шляпную булавку. Это просто жизненно необходимо. Куда ее втыкать при подходящем случае, я понятия не имела, но ни капли не сомневалась, что сегодня булавка может мне пригодиться.

Я сбежала вниз по лестнице, подхватила Айво на руки и посадила бедного ошарашенного ребенка обратно в машину. Потом очень, очень осторожно проехала по объездной дорожке и остановилась чуть в сторонке от Фарлингса. С сыном на руках прокралась к кухне и поскреблась в окно, одновременно нервно поглядывая на двери спален. Его нигде не было видно, но это вовсе не значит, что он не следит за мной из башни или еще откуда-нибудь.

Я поскреблась еще разок.

– Марта! – прошипела я. – Слава богу, ты вернулась.

– А, это ты, – сказала Марта, открывая окно. – Он тебя повсюду ищет.

– И где он сейчас?

– Наверху, – она мотнула головой, – опять нецензурно орет по межгороду.

– Марта, мне нужно поехать в Лондон. Ты здесь еще побудешь? Не присмотришь за Айво?

– Присмотрю, конечно, Рози. Ты так много для меня сделала.

Она протянула руки, и я передала ей ребенка.

– И сделай мне одолжение, не говори Джоссу, куда я еду, ладно?

– Ладно, – неуверенно пробормотала она. – Значит, с тобой все в порядке? Ты больше не в беде?

– Нет, конечно. Я вернусь к вечеру, обещаю.

– Будь осторожна, – шепнула она мне вслед.

Я неслась по М4 на огромной скорости. Рулевое колесо отчаянно тряслось, и вся машина тревожно подрагивала. Моя старенькая бедняжка «вольво» уже давно пережила свои лучшие годы, и слишком частые поездки по кочковатым сельским тропкам брали свое. Мотор зловеще шипел и отчаянно противился моим попыткам изобразить из себя героя сериала «Полиция Майами» и грубо эксплуатировать ржавые древние шестеренки. Только не сломайся, взмолилась я сквозь зубы. Пусть от тебя что-нибудь отвалится, но только не сломайся. Скоро отвезу тебя в сервис, клянусь.

Без десяти два я подъехала к своему лондонскому дому. Я вышла из машины и огляделась. На улице было тихо и пустынно, как всегда посреди недели в середине дня. Я открыла маленькую железную калитку, которая привычно забряцала, и пошла по дорожке. В маленьком садике землю устилали гнилые листья; на облетевшем розовом кусте повисла обертка от «Твикса», принесенная ветром. Она печально трепыхалась на ветру. Я схватила ее, почувствовав угрызения совести при виде окружавшего меня запустения: ведь когда-то я трудолюбиво разбивала эту клумбу, сеяла траву, с религиозным рвением ухаживала за маленьким клочком земли, исполняя свой супружеский долг. Я повернула ключ в замке парадной двери. Когда мне наконец удалось оттолкнуть гору рекламного мусора, накопившегося за дверью, в нос мне ударил отвратительный запах сырости, всегда обитающий в заброшенных домах. Мне хотелось броситься к окнам и распахнуть их настежь, вытереть пыль со всех поверхностей, но я ограничилась тем, что прошла в кухню и открыла дверь черного хода, впустив поток холодного и влажного январского воздуха.

Повернувшись и войдя в дом, я вдруг поняла, что, возможно, здесь есть кто-то еще. С ухающим сердцем я замерла на месте и прислушалась. Может, мой таинственный друг уже здесь: взломал замок или пробрался через окно на втором этаже, а теперь поджидает меня, скрючившись за креслом или притаившись за дверью?