Создатель звезд - [6]

Шрифт
Интервал

В своем воображении я вырвался назад, к моему холму в пригороде. Увидел наш дом. Дверь открылась. В сад, освещенный светом из прихожей, вышла фигура. Она постояла минуту, посмотрела вверх и вниз по дороге и вернулась в дом. Но все это было лишь в воображении. На самом деле не было ничего, кроме звезд.

Спустя некоторое время, я заметил, что Солнце и все ближайшие к нему звезды имеют красноватый оттенок, тогда как звезды на противоположном полюсе небес казались прохладно-голубыми. Меня осенило. Объяснялся этот странный феномен тем, что я все еще двигаюсь, и двигаюсь так быстро, что даже сам свет не оставался безразличен к этому. Световые волны от источников, оставшихся у меня за спиной, с трудом догоняют меня, и потому их колебания для меня медленнее, чем на самом деле, и потому я вижу их красными. А те волны, навстречу которым я лечу сломя голову, сжаты и укорочены, и потому я вижу их синими.

Очень скоро небеса приняли совершенно невероятный вид: все звезды прямо позади меня окрасились в глубоко красный цвет, а впереди – в фиолетовый. Позади меня рассыпались рубины, а впереди – аметисты. Вокруг рубиновых россыпей простиралась полоса топазов, а вокруг аметистовых – полоса сапфиров. По бокам от моего курса цвета переходили в привычный алмазно-белый. Поскольку я двигался почти в плоскости Галактики, пояс Млечного Пути, белый слева и справа от меня, был фиолетовым впереди и красным позади. Скоро звезды прямо впереди и за мной потускнели и исчезли совсем, оставив только две пустые дыры в небесах, окруженные цветными звездами. По-видимому, я все еще набирал скорость. Мое человеческое зрение больше не в силах было воспринимать свет от расположенных впереди и позади звезд.

С увеличением моей скорости эти два пустых пятна в цветном окружении продолжали расти, поглощая все больше звезд. Я заметил движение среди звезд по сторонам от меня. В результате моего полета ближайшие звезды, казалось, начали уплывать на фоне неподвижных далеких звезд. Это движение все ускорялось, пока на какое-то мгновение все видимое небо не расчертилось летящими звездами. Потом все исчезло. Вероятно, моя скорость достигла такой величины по отношению к звездам, что свет от них больше не мог восприниматься моими глазами.

Хотя я теперь двигался, наверное, быстрее света, мне казалось, что я плаваю на дне глубокого и застойного колодца. Эта бесформенная темнота, полное отсутствие каких-либо ощущений пугало меня, если можно назвать испугом то отчуждение и дурное предчувствие, которое я испытывал в отсутствие каких-либо телесных спутников испуга, в отсутствие ощущений дрожи, потоотделения, тяжелого дыхания или сердцебиения. Одиноко, с жалостью к самому себе, я скучал по дому, хотел снова увидеть так хорошо знакомое лицо. В своем воображении я мог видеть, как она вышивает, сидя у камина, а между бровей – маленькая морщинка беспокойства. Быть может, мое тело лежит сейчас в вереске? Найдут ли его там утром? Как встретит она эту перемену в ее жизни? Стойко, конечно, хотя и будет страдать.

Однако хотя я отчаянно сопротивлялся разрушению нашего драгоценного атома общества, я чувствовал, что где-то в глубине души страстно желал продолжения этого удивительного путешествия. Не то чтобы моя потребность в привычном человеческом мире могла хоть на минуту оказаться побежденной элементарной тягой к приключениям. Я был слишком домашним человеком, чтобы искать на свою голову серьезных опасностей ради них самих. Но робость была преодолена ощущением возможности, предоставленной мне судьбой, исследовать не только глубины физической вселенной, но и узнать, какая роль отведена жизни и разуму среди звезд. Мною овладела живая жажда, не жажда приключений, а жажда выяснить роль человека или любых других человекоподобных существ в космосе. Это наше домашнее сокровище, этот искренний и весенний цветок у шумной дороги современной жизни только побуждал меня с радостью принять это странное приключение; ведь я мог выяснить, что вся вселенная была не только сгустком пыли и праха с разбросанной тут и там застоявшейся жизнью, но что на самом деле за иссушенной помойкой скрывался мир цветов?

Был ли человек действительно, как он иногда этого хотел, передовым бастионом растущего космического духа, по крайней мере в его временном аспекте? Или одним из миллиона таких бастионов? Или, быть может, человечество не более значит во вселенной, чем крысы в кафедральном соборе? И что есть настоящее назначение человека – власть, мудрость, любовь или служение или все сразу? Или что сама идея назначения, цели бессмысленна в отношении космоса? Я найду ответ на эти важные вопросы. И еще я должен научиться видеть чуть более ясно и смотреть чуть правильнее (так я решил для себя) в лицо того, кому мы адресуем свои молитвы.

Я уже не казался самому себе изолированным индивидуумом, жаждущим возвышения, я скорее был уже посланником человечества – нет, исследовательским органом, пробным зондом, отправленным людьми, чтобы установить контакт с их сородичами в космосе. Я должен любой ценой продолжать свое путешествие, даже если это будет означать преждевременный конец моей простой земной жизни, и моя жена и дети останутся без меня одни. Я должен идти вперед; и как-нибудь, когда-нибудь, может быть даже спустя несколько столетий межзвездных странствий, я должен вернуться.


Еще от автора Олаф Стэплдон
Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего

В эту книгу вошли два известнейших произведения мастера английской социально-философской литературы первой половины XX в. Олафа Стэплдона «Последние и первые люди» и «Создатель звезд».От современности – до грядущей гибели нашего мира, от создания Вселенной – до ее необратимого разрушения. Эсхатологическая философская концепция Стэплдона, в чем-то родственная визионерству, а в чем-то и параантропологии, в максимальной степени выражена именно в этих работах-притчах, оказавших заметное влияние на творчество Леви-Стросса и Ричарда Баха.


Странный Джон

Трагическая история взаимоотношений человечества с мутантами-сверхлюдьми, о котором весьма скупой на похвалы Станислав Лем сказал: «Никто еще лучшей вещи о становлении сверхчеловека не писал, и, сдается мне, вряд ли кто-либо сможет Стэплдона перещеголять».


Сириус

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пламя

Сборник произведений британского писателя-фантаста Уильяма Олафа Стэплдона, практически не известного советским, а теперь и русским любителям фантастики. Содержание:открыть* Сэм Московиц. Олаф Стэплдон: жизнь и творчество (пер. Л. Самуйлова) * Олаф Стэплдон. Пламя (повесть, перевод Л. Самуйлова) * Олаф Стэплдон. Современный волшебник (перевод Л. Самуйлова) * Олаф Стэплдон. Восток — это Запад (перевод Л. Самуйлова) * Олаф Стэплдон. Взбунтовавшиеся руки (перевод Л. Самуйлова) * Олаф Стэплдон. Мир звука (перевод Л.


Из смерти в жизнь

История развития Духа человечества — чего-то такого, что обладает своим собственным сознанием и стремится сделать человечество настолько духовно развитым, чтобы оно на равных вступило в великий союз космических цивилизаций.


Разделенный человек

Последний роман великого фантаста и футуролога Олафа Стэплдона, наиболее известного по первой в мировой литературе масштабной «истории будущего». Роман, в котором отражены последние поиски гения; роман, который стал его творческим завещанием… История раздвоения личности, место и время действия – Англия между мировыми войнами. Люди перестают узнавать Виктора Смита, которого считали пустым снобом и щеголем. Внезапно он становится своей полной противоположностью: любознательным и приятным юношей, который спешит дышать полной грудью, познать вкус борьбы и настоящую любовь.


Рекомендуем почитать
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта

Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.


История мастера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Патафизика: Бесполезный путеводитель

Первая в России книга о патафизике – аномальной научной дисциплине и феномене, находящемся у истоков ключевых явлений искусства и культуры XX века, таких как абсурдизм, дада, футуризм, сюрреализм, ситуационизм и др. Само слово было изобретено школьниками из Ренна и чаще всего ассоциируется с одим из них – поэтом и драматургом Альфредом Жарри (1873–1907). В книге английского писателя, исследователя и композитора рассматриваются основные принципы, символика и предмет патафизики, а также даётся широкий взгляд на развитие патафизических идей в трудах и в жизни А.


Хорошо/плохо

Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.


Философские исследования

Людвиг Йозеф Иоганн фон Витгенштейн (1889—1951) — гениальный британский философ австрийского происхождения, ученик и друг Бертрана Рассела, осуществивший целых две революции в западной философии ХХ века — на основе его работ были созданы, во-первых, теория логического позитивизма, а во-вторых — теория британской лингвистической философии, более известная как «философия обыденного языка».


Репрессивная толерантность

Эссе одного из наиболее известных философов-марксистов «франкфуртской школы» об обманчивости современной толерантности, которая стала использоваться для завуалированного подавления меньшинств вопреки своей изначальной сущности — дать возможность меньшинствам быть услышанными.


Восстание масс

Испанский философ Хосе Ортега-н-Гассет (1883–1955) — один из самых прозорливых европейских мыслителей XX века; его идеи, при жизни недооцененные, с годами становятся все жизненнее и насущнее. Ортега-и-Гассет не навязывал мысли, а будил их; большая часть его философского наследия — это скорее художественные очерки, где философия растворена, как кислород, в воздухе и воде. Они обращены не к эрудитам, а к думающему человеку, и требуют от него не соглашаться, а спорить и думать. Темы — культура и одичание, земля и нация, самобытность и всеобщность и т. д. — не только не устарели с ростом стандартизации жизни, но стали лишь острее и болезненнее.


Сумерки идолов. Ecce Homo

Фридрих Ницше — имя, в литературе и философии безусловно яркое и — столь же безусловно — спорное. Потому ли, что прежде всего неясно, к чему — к литературе или философии вообще — относится творческое наследие этого человека? Потому ли, что в общем-то до сих пор не вполне ясно, принадлежат ли работы Ницше перу гения, безумца — или ГЕНИАЛЬНОГО БЕЗУМЦА? Ясно одно — мысль Ницше, парадоксальная, резкая, своенравная, по-прежнему способна вызывать восторг — или острое раздражение. А это значит, что СТАРЕНИЮ ОНА НЕПОДВЛАСТНА…