Создатель - [33]

– Это пение океана, – сказала одна из женщин.

– Не перестаю удивляться, как многоступенчатые интерференции вызывают в ваших мозгах столь яркие эмоциональные реакции.

– Вам стóит уйти с пляжа, – отозвалась другая женщина.

Отряхнув песок, она поднялась и с гневом взглянула на Омнуса.

– Считать эту разноголосицу пением столь же нелепо, как и полагать, что вы все единственные, уникальные в своем роде, а не клоны определенных архетипов.

Все это не казалось бы столь убедительным, прочитай это Джулия где-нибудь в трактате, однако она была рядом и все слышала.

Декарт в смятении наблюдал, как она догнала уходящего Омнуса и засыпала его вопросами.

В тот день в ней что-то неуловимо сдвинулось. Будто из нижнего яруса пирамиды вынули один кирпичик. Ведь как еще объяснить ее упорное стремление к саморазрушению, желание сбежать от реальности?

– Ненавижу и тебя, и Создателя, – призналась она в тот вечер.

Тут воспоминание оборвалось, и все потонуло в гнетущем кошмаре. Смерть сына. Темное небо. Угрызения совести.

Кажется, именно в те дни небо изменило свой цвет.

Оно стало серым за одну ночь, неожиданно для всех, и это объяснили болезнью колбочек в сетчатке глаза. С тех пор синее небо стало ассоциироваться у Декарта со счастьем, с теми временами, когда все было в порядке, а Арти жив.

И пока он шептал Джулии о любви, ее чувства стремительно угасали, будто рушились по экспоненте.

– Я живу с чужим человеком, – говорила она. – Я не знаю тебя.

Так же быстро умирала ее вера.

– Ты говоришь дикие вещи, Джулия, – отвечал он.

Они редко обсуждали эти темы. И только сейчас Декарт понял, насколько все было серьезно, – он понял, что все эти годы Джулия страдала от внутренней боли, которую научилась талантливо прятать. И в этом была виновата даже не смерть сына, нет, – в мучениях Джулии был виноват он сам. Эту вину он ощущал многие годы – она тяготила его, но об источнике, ее эпицентре, он не совсем догадывался.

Он подошел к раковине, включил горячую воду и опустил в нее руки.

Излюбленная привычка. Дрожь медленно утихала, пальцы краснели и разбухали. Ему хотелось забрать жену и уехать куда-нибудь в другой мир, подальше отсюда. Но куда, Декарт? Он стоял в ванной, словно пойманный в западню, и равнодушно разглядывал свои скрюченные пальцы.

«Все это испытание, Декарт, надо держаться», – говорил он себе.

Он вновь подумал, что стóит услышать голос Создателя, и все мигом встанет на свои места. Через громадную пропасть протянется мостик к берегу, где его ждут.

Он открыл шкафчик и, отодвинув заднюю стенку, вытащил из тайника деньги и маленький плазменный пистолет.

Перед ним замаячил огонек надежды.

«Да, должен быть выход, – пробормотал он. – Еще немного – и все окончится миром. Создатель подскажет мне способ. Все это спектакль, меня проверяют».

В голове вновь послышались голоса – ему показалось, что кто-то даже хихикнул. И вдруг вполне определенно раздалось:

– Создатель там, наверху, смеется над тобой.

Декарт вернулся в спальню и с горечью взглянул на спящую жену. Она так мило откинула в сторону руку. Волосы, как солнечные лучи, рассыпались по подушке. Сердце его болезненно сжалось, что-то заскребло в груди.

Он вытащил пистолет, повертел его в руках, погладил холодный титан, затем спрятал обратно в карман. Он мог бы избавить от Массива их обоих. Он мог бы сделать так, что они никогда бы не стали фиолетовоглазыми.

Он сел на постель, погладил Джулию по голове и попытался ее поцеловать.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Он никак не ожидал, что она вырвется из его объятий и ответит ему коротким ядовитым смешком, какого он раньше никогда от нее не слышал.

Ужас темной пеленой окутал ему сознание.

Декарт резко вскочил и выбежал прочь из спальни.

Выходя, он на мгновение обернулся и, подавив в горле спазм, захлопнул за собой дверь. Щелкнул блокировкой – на панели управления вспыхнул красный огонек.

– Прости меня, – сказал он на бегу.

«Соберись с силами, Декарт».

Он бежал, проглатывая душившие его слезы. И только спустя километр перешел на шаг, тяжело дыша и до боли сжимая кулаки.

VI

На одной из улиц из тумана прямо на него вынырнул автокар. Метнувшись в сторону, он едва не задел Декарта. Все, что он успел заметить, – номер «603ЛЕВ» и алые блики фар.

«О Элеонора, святая заступница», – прошептал он.

– Будьте осторожней! – крикнул кто-то.

Он обернулся.

Мимо шла девушка. Маленькая, шустрая, лицо как яблочко.

– О чем вы? – Он с тревогой изучал ее голубые глаза.

– Ну, автокар, – рассмеялась она.

– Да-да, спасибо.

«Опять «лев». Редкое слово из мифов первых людей. Второй или даже третий раз за день».

Такое бывает. Характерно. Вдруг возникает какое-нибудь слово и начинает повсюду встречаться тебе на пути. Ты его слышишь от друзей, натыкаешься на него в книге, ловишь краем уха в разговоре прохожих, а потом оно тебе снится.

«Нельзя быть столь мнительным, Декарт».

– По волнам гуляет белая чайка, – пропел ему кто-то в ухо, но он не обратил внимания.

Из мглы выплыли два фиолетовых огонька и двинулись ему навстречу. Это была оболочка юноши – худая, прямая, с всклокоченными, сальными волосами.

– Здравствуй, Декарт, – прозвучал низкий, уже знакомый голос Массива.