Созданы друг для друга - [45]

Наша экскурсия по Букингемскому дворцу сегодня едва ли интереснее перевода Бостонского телефонного справочника на латынь. У гида чудовищно монотонный голос, и интерес в нем слышится, только когда речь заходит об исторической ценности мебельной обивки или портьер. У него явно какая-то нездоровая одержимость тканями и оттенками. Я, конечно, фанат символизма и все такое, но иногда кисточка – это просто кисточка, о’кей, чувак? Я борюсь с сильнейшим желанием выйти в центр группы и сказать, что золотые нити в обивке тронного зала ни имеют никакого отношения к истории Версальского мирного договора.

Я поворачиваюсь, чтобы сказать об этом Джейсону, но тот стоит позади всех. Он вообще все утро какой-то странный. В начале экскурсии был все время где-то рядом, шел прямо за гидом; пока я делала заметки в блокноте, постоянно открывал телефон и с отвращением его захлопывал, при этом вообще не слушал экскурсовода, а потом совсем отстал и теперь тащится в хвосте.

Наш гид ведет нас по коридору в библиотеку. Мой пульс учащается, когда я оказываюсь у книжных полок с томами в кожаных переплетах. Я останавливаюсь, чтобы скользнуть пальцами по корешкам – целая полка с потрясающим изданием Шекспира! Но экскурсовод опять берется за свое. На этот раз он говорит о золотистом жаккарде на кресле в углу. Вроде как Черчилль сидел на нем однажды. Если гиду удастся увязать стул и действия Черчилля во время «Блица», даже я буду впечатлена. Я открываю чистую страницу в блокноте и пытаюсь пробраться в первые ряды. Мне это почти удается, теперь только Дирдре загораживает то, на что показывает экскурсовод. Ее пышная светлая кудрявая грива может, кажется, даже солнце заслонить. Я встаю на цыпочки и переминаюсь с ноги на ногу в попытке увидеть больше, но бесполезно. Физического контакта не избежать.

Я покашливаю, а потом делаю широкий шаг вперед, легонько отталкивая Дирдре бедром в сторону.

– Эй! – шипит Дирдре.

– Ой, прости! – Я пытаюсь выглядеть очень участливо. – Я такая неуклюжая.

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, что мы сейчас рассматриваем, и, тихо ойкнув от страха, инстинктивно начинаю пятиться назад. На столе стоит огромное чучело гуся, его крылья расправлены, будто он собирается взлететь.

– Ты в порядке? – спрашивает Дирдре, и в ее голосе слышится беспокойство за меня, хотя я только что толкнула ее, чтобы пролезть вперед.

– Ага, – отвечаю я, стараясь не смотреть на чучело. – Просто… уф, гуси… Ненавижу их.

– О да! – шепчет она, хихикнув. – Однажды гусь нагадил на мою новую сумку. Слава богу, она была из водоотталкивающей ткани…

Дирдре продолжает болтать, но я не слушаю – вспоминаю свою собственную страшную историю. Мне было пять, и мы с семьей выбрались в парк неподалеку от дома на пикник. Мы с другими детьми играли у пруда, когда на него села стая гусей. Я подошла к одной из птиц, чтобы ее погладить.

Если верить расплывчатым детским воспоминаниям, гусь издал самый громкий, самый жуткий и самый долгий вопль, который я когда-либо слышала, и попытался укусить меня за руку. Я завизжала, как сирена, и со всех ног бросилась бежать, а гусь погнался за мной. Я думала, что умру (или, во всяком случае, кричала я так, словно сейчас умру, как потом рассказывал папа). Он подбежал и подхватил меня, и в одно мгновение я стала выше этой тупой птицы. Со мной на руках папа сам погнался следом за гусем.

И все равно с тех пор я боюсь гусей. И каждый раз, увидев их, думаю о том, что теперь я должна гоняться за ними в одиночестве. Хорошо хоть этот гусь набит наполнителем, покрыт сверху лаком и прибит к деревянной платформе. Вегетарианка Фиби убила бы меня на месте за такие мысли, но я чувствую странное удовлетворение.

К счастью, экскурсия длится не слишком долго. Мы возвращаемся в парадный зал, и все разбредаются осматривать портреты на стенах и мраморную лестницу. Я засовываю блокнот в сумку, чтобы не потерять свои заметки, и направляюсь к Джейсону, который стоит у большого окна и смотрит на улицу. Он перекидывает телефон из руки в руку и, я почти уверена, размышляет сейчас не о политических последствиях, вызванных появлением на окне портьеры из пурпурной парчи.

– Все в порядке? – спрашиваю я. – Ты сегодня будто не с той ноги встал?

– Что? – переспрашивает он. Похоже, не заметил, как я подошла.

Я машу рукой у него прямо перед носом.

– За последние два часа ты не выдал ни одной похабной шутки. Ты нормально себя чувствуешь? Может, у тебя жар?

Вдруг Джейсон резко спрашивает:

– Тебе правда нравится Марк Биксфорд?

В эту секунду у меня в голове происходит короткое замыкание.

– Что! – Больше ничего сказать я не в состоянии.

– Ну, он вроде какой-то поверхностный, – говорит Джейсон.

Я прилагаю грандиозные усилия, чтобы сейчас мое лицо не выдало внутреннюю истерику.

– Откуда ты об этом узнал? – спрашиваю я, стараясь сохранить спокойствие и не выдать панику голосом.

– Сара Финдер, королева сплетен. Откуда же еще?

Ну конечно. Я вдруг чувствую, как подкашиваются ноги и позолоченный сверху донизу зал кружится вокруг меня. Кому еще сказала Сара? А Марк знает? И как ей самой вообще удалось узнать? О господи! Она писала об этом в твиттере?