Создания света, создания тьмы. Остров мертвых. Этот бессмертный - [5]

— Ты был мертв? — спрашивает Анубис.

— Нет, — говорит Оаким. — Я спал.

— Какая разница?

— «Я» все еще присутствовал, хотя и не осознавал этого.

Анубис смеется.

— Допустим, я никогда не разбудил бы тебя?

— Тогда, думаю, это была бы смерть.

— Смерть? Если бы я решил не использовать своих сил, чтобы разбудить тебя? Даже несмотря на то, что эта сила все время присутствовала бы, так же как и потенциально спящий «Ты»?

— Если бы это никогда не было сделано, если бы я навечно остался только потенциально способным быть разбуженным, то это была бы смерть.

— Мгновение назад ты говорил, что сон и смерть — это разные вещи. Неужели имеет значение только период времени?

— Нет, — говорит Оаким. — Только существование имеет значение. После сна всегда наступает бодрствование, и жизнь при этом присутствует. Когда я существую, я это знаю. Когда не существую, я ничего не знаю.

— Значит, жизнь — ничто?

— Нет.

— Значит, жизнь — существование? Как эти мертвые?

— Нет, — говорит Оаким. — Это знание о том, что ты существуешь хотя бы незначительное время.

— Тогда что же является выражением этого процесса?

— «Я», — отвечает Оаким.

— А что такое «Я»? Кто ты?

— Я — Оаким.

— Я дал тебе имя совсем недавно! Чем ты был до этого?

— Не Оакимом.

— Мертвым?

— Нет! Живым! — вскрикивает Оаким.

— Не повышай своего голоса в стенах моего дома, — говорит Анубис. — Ты не знаешь, что ты и кто ты, ты не знаешь разницу между существованием и несуществованием, и тем не менее ты споришь со мной о жизни и смерти! Теперь я не буду спрашивать тебя, я скажу тебе. Я скажу тебе о жизни и смерти.

— Есть слишком много жизни, — начинает он, — и есть ее недостача. И то же самое можно сказать о смерти. А теперь я отброшу в сторону парадоксы.

Дом Жизни находится так далеко отсюда, что луч света, который оставил его в тот день, когда ты впервые вошел сюда, не успел пройти и незначительной доли самого малого расстояния, которое разделяет нас. Между нами находятся Средние Миры. Они двигаются в прибое Жизни-Смерти, который проходит между моим домом и домом Озириса. Когда я говорю «проходит», я не имею в виду, что они двигаются, как жалкий луч света, который еле-еле ползет во вселенной. Скорее они движутся как волны океана, у которого всего два берега. Мы можем устроить бурю в любом месте, и при этом остальная часть океана останется спокойной. Что это за волны, и что они делают?

— Некоторые миры, — продолжает он, — обладают слишком большой жизнью. Жизнь — ползающая, испражняющаяся, жалкая, миры, слишком милосердные, со слишком развитой наукой, которая позволяет людям жить долго, миры, которые готовы утопить себя в своем семени, миры, которые заполняют все свои земли брюхатыми женщинами, — и таким образом ведущие себя к смерти под тяжестью своей собственной плодовитости. Есть и другие миры, холодные, бесплодные и пустынные, которые перемалывают жизнь, как мельница зерно. Даже улучшая свое физическое тело, имея машины, управляющие всем миром, имеется всего несколько сот миров, населенных шестью разумными расами. На самых неудачных из них жизнь крайне необходима. Она — благословение. Когда я говорю, что жизнь нужна или не нужна в определенном месте, я, конечно, точно так же говорю о том, нужна или не нужна там смерть. Я говорю не о двух разных вещах, а об одном и том же. Озирис и я — хранители. Кредит и дебет. Мы поднимаем бурю или заставляем ее успокаиваться. Можно ли рассчитывать, что смерть ограничит сама себя? Никогда. Это такое же бездумное желание нуля достичь бесконечности.

— Но должен существовать контроль над жизнью и смертью, — продолжает далее он, — иначе плодовитые миры будут возвышаться и падать, с циклами между империями и анархией, а затем кончат полным разрушением. Жизнь не может поддерживать себя внутри статистических данных, которыми она направляется. А следовательно, ее надо направлять, и это делается. Озирис и я держим Средние Миры в своих руках. Они находятся в нашей сфере деятельности, под нашим контролем, и мы даем или отнимаем жизнь, когда захотим. Теперь ты понимаешь, Оаким? Ты начинаешь понимать?

— Ты ограничиваешь жизнь? Вызываешь смерть?

— Мы можем наложить стерильность на любую из шести рас любого мира на такой период времени, который сочтем необходимым. Это может быть сделано на полной или на частичной основе. Мы можем так же увеличивать или уменьшать продолжительность жизни, уничтожать целые народы.

— Как?

— Огонь. Голод. Чума. Война.

— А стерильные миры, бесплодные миры? Как же с ними?

— Можно сильно увеличить деторождаемость и не вмешиваться в продолжительность жизни. Умершие отправляются в Дом Жизни, а не сюда. Там их чинят, или части их используются при создании новых индивидов, которые могут обладать, а могут и не обладать человеческим разумом.

— А остальные мертвые?

— Дом Мертвых — кладбище всех шести рас. На Средних Мирах нет законных гробниц и могил. Было время, когда Дом Жизни посылал к нам за людьми или их частями. Были и такие случаи, когда они посылали нам излишки.

— Это трудно понять. Это кажется жестоким, зверским…

— Это жизнь и это смерть. Это величайшее благословение и величайшее проклятие во вселенной. Тебе не надо понимать этого, Оаким. Твое понимание или его отсутствие, твое одобрение или неодобрение ни в коей мере не изменит существующего порядка вещей.