Союзник - [36]

Услышав оклик, Лесков остановился и вопросительно посмотрел на Матвея. Кажется, именно его Иван любезно окрестил за глаза Оленем из-за внешнего сходства с Георгием Лосенко. Это был рослый плечистый мужчина с лысой головой и квадратной челюстью, типичный вояка. Лесков знал, что Матвей его недолюбливает, считая, что «процветающему» не место на их станции. Этот солдат был настолько принципиален, что даже не здоровался с ним. Однако сегодня Матвей внезапно обратился к нему сам.

— Вчера ночью вас искала какая-то сопливая пигалица, — пробасил он, приближаясь к Лескову и буквально нависая над ним. — Завадский пустил ее, но я задержал — нечего ей здесь делать. И уж тем более без сопровождения!

Заметив в глазах Дмитрия непонимание, мужчина немедленно добавил:

— На вашем месте я бы давно выдрал ее. От горшка два вершка, а уже туда же — понты гнет, как дышит.

— О ком вы говорите? — наконец не выдержал Лесков.

— Я не знаю ее имени. Она только сказала, что вы — ее крестный, и если я ее к вам не пущу, то я пожалею. Эта мелкая сопля мне еще угрожать посмела, якобы вам нажалуется, и вы со мной разберетесь. Типа я вылечу отсюда и до конца жизни буду унитазы чистить. Ну что, будем разбираться?

Услышав эти слова, Дмитрий удивленно вскинул брови. Что-что, а крестным он ни у кого не числился. Впрочем, среди его знакомых грозной малолетней пигалицей была только одна — Виктория Бехтерева.

— Где сейчас ребенок? — в голосе Лескова немедленно послышалась сталь.

Он представил, что этот боров мог напугать Вику, но опасался Дима далеко не за девочку, а за Ивана, который вполне мог сцепиться с этим громилой. И вряд ли бы его друг вышел из этого сражения победителем.

— Там, где и должны быть все дети — в школе, — сердито прогремел охранник. — Ну так что, вам есть, что сказать мне?

— Да, я приношу свои извинения за ее поведение, — ответил Дмитрий. Его голос по-прежнему звучал несколько удивленно: Лесков никак не мог понять, зачем Вика его искала, и, главное, почему для этого нужно было убегать ночью, да еще и запугивая при этом охранников. Впрочем, маленькая Бехтерева и прежние времена обожала бросаться фразочками вроде «иначе папа подъедет», за что учителя за глаза называли ее не иначе как бандитской дочкой.

«Может, она как-то узнала, что я принес с Адмиралтейской ее дракона?» — промелькнуло в голове Дмитрия. Он так замотался, что до сих пор не занес его девочке. Вот только про фигурку Лесков никому не говорил, даже Ивану.

«Надо будет потом зайти к ней», — подумал Дима, все еще чувствуя на себе подозрительный взгляд охранника. Матвей был ошарашен извинениями со стороны «процветающего» и не мог понять, действительно ли Дмитрий считает себя виноватым, или он говорит это нарочно, чтобы потом нажаловаться Волкову.

— Проехали, — наконец нехотя вымолвил Сидоров, после чего вернулся в свою комнату.

— Спасибо, что избавили меня от «удовольствия» лицезреть ваши разборки, — прокомментировала произошедшее Эрика, когда они наконец вышли из здания и направились в сторону госпиталя. — Я приятно удивлена, что вы умеете признавать свои ошибки. Или вы инстинктивно почувствовали, что вылетите с ринга после первого же удара?

В голосе девушки снова послышались нотки иронии, но, к ее удивлению, Дмитрий чуть улыбнулся в ответ:

— С тех пор, как я вышел из детского дома, мне больше не приходилось решать проблемы кулаками. Во всяком случае своими собственными.

— Вы не похожи на бывшего детдомовца.

— А у вас был опыт общения с ними?

— Был один знакомый. Он был мужем моей подруги, поэтому видела я его довольно часто. Он сильно отличался от других мужчин в нашей компании — в разговоре постоянно использовал бранные слова-паразиты, часто вступал в споры, причем агрессивно, мог даже подраться. Иногда мне казалось, что он тоже чувствует свое отличие и за это тайно ненавидит нас, обычных.

— Мне пришлось сильно поработать над собой, чтобы избавиться от этой ненависти, — ответил Дмитрий. — Трудно находиться в обществе, где на тебя уже заранее повесили клеймо и чуть ли не ждут момента, чтобы сказать «ну он же детдомовец».

— Или «ну она же не замужем», — с улыбкой добавила Эрика.

Дмитрий улыбнулся в ответ. Но вот его собеседница снова почувствовала странную неловкость, которая вечно сопровождала их, когда они были вдвоем. Чтобы отогнать ее, Воронцова снова задала вопрос:

— Кто же та отчаянная девочка, которая сумела запугать здешних охранников?

— Полагаю, дочь моего друга. Не знаю, правда, что ей понадобилось, но, скорее всего это связано с ее отцом.

— Вы имеете ввиду Бехтерева?

— Да.

— Он тоже детдомовский?

— Да, мы очень давно дружим. Суворов тоже из нашей компании. Был еще парень, который погиб в автокатастрофе задолго до начала войны. А судьба моего четвертого друга мне неизвестна.

— Я видела крестик на вашей груди с именем Олег…

— Он достался мне от покойного.

За этим непривычно дружеским разговором они добрались до госпиталя. Их официальный тон куда-то испарился, а в словах больше не слышалось знакомой язвительности. Ни один из собеседников не пытался задеть другого: напротив, теперь их прежняя вражда вдруг показалась обоим какой-то дурацкой и неуместной.