Союзник - [20]

— Это твое окончательное решение? — Дмитрий опустил глаза, словно человек, ожидающий смертного приговора.

В этот миг напряжение в комнате стало почти осязаемым. Оно сгустилось под потолком и навалилось на плечи обоих собеседников, словно собиралось их раздавить. Лесков ждал ответа, а Альберт никак не мог заставить себя повторить свой отказ. Он смотрел на стоящего перед ним молодого человека, не в силах поверить в то, что этот разговор происходит на самом деле. Дмитрий собирался рисковать жизнью ради непроверенного препарата, который на деле и вовсе может оказаться пустышкой.

Вайнштейн снова принялся мерить шагами территорию своего кабинета, пытаясь найти еще какую-нибудь весомую причину, что могла бы заставить Лескова передумать.

— А что если нет никакого препарата? — воскликнул он. — Что если Эрика выдает желаемое за действительность? Нет, ты не подумай, что я считаю ее лгуньей или, упаси Боже, глупой, но подобные сыворотки очень сложны в изготовлении. Она еще совсем молода и недостаточно опытна, чтобы разбираться в таких вещах хорошо. И она ничего не знает об «иных». Некоторые ученые тратили десятилетия своей жизни на то, чтобы понять наши особенности. И никто из них прежде не брался за разработку подобного препарата. Почему ты думаешь, что у Эрики что-то могло получиться? Ты не думал, что, если она ошибается, ты можешь погибнуть зазря?

— А если не ошибается, то мы потеряем огромную возможность… Воронцова считает, что наши способности усиливаются во время всплеска адреналина, и на этом основывает свои исследования. Разве это не так?

— Так. Но, если ты спрыгнешь со скалы, это не значит, что ты от переизбытка адреналина обратишься в свою истинную форму. Ты — полукровка! В конце концов, подобный препарат может попросту тебя убить!

Но Лесков лишь отрицательно покачал головой. Быть может, он ошибался, но это было лучше чем сидеть сложа руки и ждать, когда оставшихся выживших выкурят из-под земли.

— Тем не менее стоит попытаться, — сказал он, чуть помолчав. — Неужели ты не понимаешь: людям эту войну не прекратить.

— Я уважаю твое благородство…

— Это не благородство, Альберт! — Дмитрий внезапно повысил голос, отчего Вайнштейн удивленно посмотрел на него. — Это страх. Страх, что мы не сможем прятаться под землей вечно. Пока мы скрываемся, уповая неизвестно на что, «процветающие» ищут способ, как нас добить. И, поверь мне, они его найдут.

Внезапно в глазах Альберта отразилось то, что он так старательно пытался скрыть — отчаяние. То самое отчаяние, которое, подобно ядовитому плющу, опутывает сердца обреченных на смерть людей. Дмитрий словно заглянул в зеркало, и ему невольно захотелось отшатнуться. Видимо, Альберт тоже не хуже него понимал, что долго прятаться под землей им не удастся. Нужно было что-то предпринять и при этом не просчитаться. В данной войне у людей действительно не было шанса на победу, а их, «особенных», было слишком мало. Один «шепчущий», один «энергетический» и один «теневой», который вообще непонятно, на чьей стороне.

Устало вздохнув, Альберт наконец спросил:

— Когда ты собираешься туда идти?

— Завтра, — тихо ответил Дмитрий. Взгляд Альберта впился в него как-то затравленно и обреченно.

— Ночью?

— Нет. Говорят, что утром эти твари менее активны. Так что попробуем около пяти.

— Около пяти утра? — переспросил Вайнштейн, и внезапно в его голосе вновь послышались знакомые недовольные нотки. — То есть, даже тогда, когда мне придется выполнять чужую работу… Даже тогда мне не дадут нормально выспаться?

Услышав это сердитое восклицание, Дмитрий невольно улыбнулся. С его плеч словно свалился камень. В этот миг Лесков почувствовал искреннюю благодарность к своему ворчливому собеседнику. Ему даже захотелось обнять его, как то случилось бы, если бы месте Альберта стоял Иван или Рома. Однако Киву оставил слишком заметный след в «воспитании» своего подопечного, поэтому Дмитрий ограничился лишь сдержанными словами благодарности.

В ответ доктор устало махнул рукой. Что-то сердито буркнув себе под нос по поводу лечения безумия у «иных», он наконец опустился в кресло и отхлебнул кофе. И тут же воскликнул:

— Еще и остыл из-за тебя!

К счастью, на следующее утро слово «остыл» распространялось не только на вчерашний кофе, но и на самого Альберта. То ли врач был слишком сонным для очередного разбирательства, то ли смирился со своей судьбой, но в кабинете Дмитрия он был поразительно молчалив. Так же Дмитрия не могло не радовать то, что Вайнштейн сдержал слово и не проболтался об их «скромной» прогулке Ивану и Роме. В противном случае эти двое в жизни не позволили бы им уйти одним. Теперь оставалось только дождаться, когда в комнату приведут третьего участника экспедиции.

Сейчас же в комнате воцарилась тишина. Она была гнетущей и какой-то холодной, словно воздух в отсыревшем склепе. Дмитрий и Альберт сидели в креслах друг напротив друга, стараясь не показывать, насколько они оба напуганы. Сейчас Лесков снова жалел о том, что не может внушить себе спокойствие, которое так часто демонстрируют герои фильмов или книг. При мысли о том, что им снова предстоит оказаться на Адмиралтейской, становилось жутко. Теперь эта станция стала призраком, уродливым и несчастным одновременно. Ее населяли лишь тени несбывшихся надежд да неизвестные твари, которых нельзя было убить. Даже Фостер, проработавший столько времени с «процветающими», не имел информации о том, что способно уничтожить «дзями». Они словно действительно были своего рода злыми мифическими духами. Их нельзя было подкупить, разжалобить, и с ними нельзя было договориться.