Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда полковника Джона Уорда - [17]

место. По одному британскому солдату с заряженным ружьем встало по обе стороны от меня, когда я сел за стол, а, кроме того, в известных местах находились мои солдаты. Прежде всего я вызвал руководителей и начальников всех цехов и предупредил их, что раз я был принужден столкнуться с беспорядком, то намерен также уладить его, а потому если они вызовут недовольство рабочих благодаря строгим мерам или мстительным преследованиям, то с ними будет поступлено на основании военно-полевого суда, равно как с каждым рабочим, который начнет препятствовать правильной работе на линии. Это заявление произвело настоящей смятение среди рабочих. Затем я предложил людям заявлять свои жалобы. Первый же рабочий сказал, что у него нет никаких экономических претензий, но имеются политические: ему говорили, что союзники были контр-революционерами и как таковые должны быть уничтожены. Напротив, два или три протестовали против этого и сказали, что у них ймеются экономические требования. Я хотел добиться от них указаний на низкую заработную плату, но они не согласились с этим, указывая, что их плата поднялась в пять раз сравнительно ?с 1917 годом.

Я пришел к заключению, что это скорее военное движение под влиянием большевистских вожаков, чем обыкновенная стачка, как мы понимаем это в Англии. Я решил, что вожаки движения йодленрли общему военно-полевому суду. Комитет рабочих тогда заявил, что они вовсе не желают стать врагами английского народа, что если я прекращу дальнейшие репрессивные меры по отношениюк ним, то они согласны продолжать работу до окончания войны. Они слышали о приближении к ним большевиков и знали, что подвергнутся преследованиям с их стороны, если будут помогать союзникам продвигаться к Уралу. Если я обеспечу для них защиту, они готовы подписать •со мной соглашение, что никогда не будут бастовать до окончания войны в России. Я им поверил, и соглашение было подписано; но я настаивал на разоружении.

Как раз в этот вечер истекал срок сдачи оружия. Местная милиция сообщила нам, что некоторые добровольно сдали оружие, но еще много остается на руКах.

На следующее утро подошел поезд с генералом Ноксом. и его штабом. Я рассказал ему о происшедшем, и в ответ он мне сообщил об оскорблении, нанесенном ему японскими офицерами, несмотря на то, что британский флаг развевался на каждом вагоне его поезда.

Обитатели станции Зима уже готовились поздравить себя, что дешево отделались от «английского полковника», как вдруг они увидели, что местечко окружено пулеметами, готовыми начать стрелять при первом же волнении. После этого были обойдены кварталы города, дом за домом, пока груды набранного оружия не потребовали особого транспорта для их увоза.

Отголоски событий на ст. Зима разошлись вдоль и поперек и дали властям предметный урок, как ковать железо, пока горячо. Когда Керенский разрушил старую русскую армию, шестнадцать миллионов невежественных и необразованных солдат разошлись по домам, захватив оружие и амуницию, И в этом заключалась неразрешимая задача для всех попыток восстановить порядок в русских владениях. Миддльсекский полк первый рискнул на это в Зиме, и скоро последовали другие факты по проторенной дорожке. Мы перевооружили местную милицию, а остаток оружия захватили с собой в Омск, где оно бцлр передано русским властям для новой русской армии. Кроме того, я телеграфировал в Иркутск, прося подкреплений для местной милиции, так как не думал, что она достаточно сильна, чтобы справиться в затруднительном положении.' Иркутский комендант отвечал на это указанием, доказывавшим, что там не верили слухам о приближении большевиков; из опыта, полученного в России,, я уже знал, что такой ответ просто свидетельствует о нежелании ослаблять свою собственную охрану.

В полночь я тронулся, наконец, в дальнейший путь. Около двух недель спустя я получил отчаянную телеграмму от начальника милиции на ст. Зима, взывающую о помощи; он оказался со всех сторон окруженным байкальскими большевиками, которые неожиданно появились. Я показал телеграмму в русской ставке в Омске, обратив внимание на свою телеграмму в Иркутск и на полученный отказ. Позже я получил рапорт от командующего русским отрядом, посланным для усмирения;

он сообщал, что большевистские вожаки вошли в Зиму, ожидая получить от населения материал и военную помощь. Население оказалось разоруженным и настроенным недружелюбно, так что они решили воздержаться от дальнейших выступлений против установленного порядка. Один из вожаков обрушился тогда местью на некоторых из своих неверных друзей, но был захвачен правительственными войсками, рассеявшими его силы.

Приближаясь к Красноярску, мы проезжали целыми милями мимо брошенного военного материала всякого рода: тут были и тракторы, и вагоны, и пушки разных систем и калибров; все это лежало в стороне, как ненужное, без всякой попытки исправить или воспользоваться им. Некоторые предметы не имели внешних дефектов, но продолжали лежать бесполезными и ненужными памятниками полного отсутствия какой бы то ни было организации в России.

Я нашел город в большом беспорядке и волнении, а так как необходимо было охранять большой мост (через Енисей), я согласился оставить здесь роту под командой капитана Истмана в превосходных казармах, приготовленных для моей части. Первоначально этот пункт предназначался мебтопребыванием для всего батальона, но в Омске происходили важные события. Наш верховный уполномоченный сэр Чарльз Элиот и глава британской военной миссии генерал" Нокс уже прибыли туда и потребовали охраны, вследствие чего я был вызван с остальной частью моего батальона. Всего мы оставались в Красноярске два дня. Вечером на второй день состоялся обычный банкет в нашу честь, и о нем стоит сказать несколько слов по случаю происшедшего там инцидента, наделавшего не мало шума.